Когда шагалось нам легко. Ивлин Во

робкой тенью той свинцовой тучи, что окутывает нас в эти дни) и ощущать, как перед нами распахивается мир. Сегодня это дела минувшие, как прибытие пастора Йорика в Париж[8], где хозяин гостиницы вынужден ему напоминать, что их страны находятся в состоянии войны. А завтра эти события отодвинутся еще дальше. В отдельных местах, очевидно, сформируется взаимовыгодная «Сила через радость»[9], своего рода система досуга dopo-lavoro[10]; и уже не меня, а других – тех, кто наделен даром угождать власть имущим, – будут, видимо, направлять за рубеж для установления «культурных связей»; подобно «вандерфогелям» Веймарского периода[11], эту миссию, скорее всего, возьмут на себя самые молодые: поджарые, бесшабашные, неуемные парочки с рюкзаками примкнут к великой армии мужчин и женщин без документов, без официальных доказательств своего появления на свет, беженцев и дезертиров, которые сегодня во всех концах света дрейфуют от одного заграждения из колючей проволоки до другого. По доброй воле я нипочем не вольюсь в их ряды.

      Быть может, для английской литературы оно и неплохо. Через два поколения воздух станет чище, и, возможно, из нашей среды выйдут великие путешественники, под стать Бёртону и Доути[12]. Сам я никогда не метил в великие путешественники. Меня устраивала роль типичного представителя молодежи своего времени; поездки воспринимались нами как нечто само собой разумеющееся. Отрадно сознавать, что наши путешествия пришлись на то время, когда шагалось нам легко.

      И. В. Стинчком, 1945

      Часть первая

      Морской круиз 1929 года

      (Из книги «Наклейки на чемодане»)

      В феврале 1929 года Лондон впал в тоску и оцепенение, будто подражая Вестминстеру, где тянулись недели последней парламентской сессии. Уже заявляло о себе звуковое кино, отбросив на двадцать лет назад развитие самого жизненного искусства столетия. В городе не было даже мало-мальски стоящего дела об убийстве. А ко всему прочему, грянули лютые морозы. Бестселлером истекших месяцев стал «Орландо» миссис Вулф[13]; и, казалось, Природа, имитируя знаменитое описание Великого холода[14], рассчитывала, что ей свалится с неба какая-нибудь Готорнденская премия[15]. Как герцогиня Мальфи[16] отшатнулась от руки мертвеца, так горожане содрогались от прикосновения к ледяному бокалу с коктейлем, негнущимися роботами выбирались из продуваемых ветром такси, тянулись к ближайшей станции метрополитена и там для согрева сбивались в толпу, кашляя и чихая среди раскрытых вечерних газет.

      Что до меня, я упаковал всю свою одежду, пару внушительных книг, включая шпенглеровский «Закат Европы»[17], и массу рисовальных принадлежностей, поскольку перед отъездом наметил для себя великое множество совершенно невыполнимых целей, среди которых выделялись две: углубиться в серьезное чтение и посвятить себя рисованию. Потом, сев на самолет,