Веки его матери затрепетали в ответ на его крик. На боку ее головы была чудовищная вмятина. Оролам милосердный, ей проломили череп. Она несколько мгновений смотрела на него, прежде чем осознала его присутствие. В ее глаза было страшно смотреть – левый зрачок был расширен, правый сжался до булавочной головки.
– Кип, – сказала она. – Я и не думала, что буду так рада увидеть тебя.
– Я тоже люблю тебя, мам, – ответил он, стараясь говорить беспечно.
– Моя вина, – сказала она. Веки ее задрожали и закрылись.
У Кипа сердце замерло. Она умерла? До нынешнего дня он никогда не видел чужой смерти. Оролам, это его мать! Он глянул на Сансона, который казался в порядке, несмотря на кровь на его одежде.
– Я попытался, Кип. Алькадеса не стала слушать. Я рассказал ей…
– Даже его собственная семья не поверила ему, – сказала мать Кипа, не открывая глаз. – Даже когда конники догнали его мать и распороли живот его брату, Адан Марта стояла и говорила, что сатрап никогда не сделает такого со своими людьми. Только Сансон спасся. И кто бы мог подумать, что он самый умный в семье?
– Мама! Хватит! – по-детски проскулил Кип.
– Но ты ведь вернулся, Сансон? Попытался спасти меня, в отличие от моего сына. Плохо, что он не попытался помочь мне так, как ты пытался помочь своей семье, может, тогда у меня был бы шанс.
Ее слова затронули в нем источник гнева. Мощный и неуправляемый. Он взял себя в руки, проглотил слезы.
– Мать. Прекрати. Ты умираешь.
– Сансон говорит, что ты теперь извлекатель. Забавно, – с горечью сказала она. – Всю жизнь ты не оправдывал моих ожиданий, а сегодня вдруг научился извлекать. Слишком поздно для всех нас. – Она с усилием сделала вдох, затем открыла глаза и уставилась на Кипа. Сфокусировалась не сразу. – Убей его, Кип. Убей этого ублюдка. – Она протянула ему узкий ларчик из резного палисандра длиной с локоть, лежавший на полу пещеры рядом с ней. Кип никогда прежде его не видел.
Кип взял ларчик и открыл. В нем лежал кинжал – обоюдоострый, из странного материала, ослепительно белый, как слоновая кость, с черной полосой, идущей по центру от рукояти до острия, без каких-либо украшений, кроме семи алмазов, вделанных в сам клинок. Кип ничего в жизни красивее не видел, и ему было все равно. Он не знал, что думать о ценности кинжала, но один ларчик стоил не меньше месячного запаса «дури» для матери.
– Мам, что это?
– А мне казалось, что это Сансон тугодум, – сказала она жестко, глумливо, умирающе, испуганно. – Вонзи это в его гнилое сердце. Пусть ублюдок страдает. Пусть заплатит за это.
– Мам, ты что говоришь? – в отчаянии спросил Кип. – Чтоб я убил короля Гарадула?
Она