Грин внимательно посмотрел на меня своими слезящимися голубыми глазами. Минуту он молчал.
– Не уверен, – произнес он наконец вежливо и терпеливо, – что понимаю все это. Я был бы очень благодарен, если бы вы помогли мне разобраться. Не могли бы вы еще раз рассказать мне, что здесь произошло? Начиная с того момента, когда погас свет.
Я вздохнул.
Мы начали все сначала.
И еще четыре раза.
Грин ни разу не сказал ни одного невежливого слова и вообще, со своим скучающим тоном и слезящимися глазами, смахивал скорее на провинившегося клерка, чем на детектива, но я буквально нутром чуял, что под твидовым камуфляжем скрывается жесткий, опасный человек, да и гонял он меня своими вопросами как мальчишку… по крайней мере, как того, кто знает больше, чем говорит.
Что, пожалуй, соответствовало истине. Однако разговоры о черной магии, эктоплазме и исчезнувшем без следа чудовище вряд ли подняли бы ему настроение. Когда имеешь дело с полицией, с этим вообще морока. Некоторым, вроде, скажем, Роулинса, доводилось встречаться с какой-нибудь вредной нечистью. Как правило, они не распространяются об этом – ведь другие копы начинают коситься на тех, кто рассказывает о встречах с монстрами… в общем, обычно все заканчивается направлением к психиатру.
Поэтому, если коп сталкивается лицом к лицу с вампиром или вурдалаком – и, конечно, если остается после такой встречи в живых, – следы о ней сохраняются только в его памяти, но никак не в официальных документах. Время обладает способностью сглаживать острые углы и шероховатости, так что это не слишком трудно – избегать мыслей об ужасающих чудищах и еще более ужасающих нестыковках в логике… в общем, вернуться к повседневной рутине. По прошествии времени большая часть копов убеждает себя, что случившееся – плод их воображения, что память просто пошаливает от страха и что раз всем прекрасно известно, что монстров не существует, то они наверняка видели что-то обычное, объяснимое.
Однако стоит снова запахнуть жареным, как эти же самые копы меняются. Где-то в глубине души они знают, что это правда, и, когда что-то сверхъестественное случается снова, они, по крайней мере на время событий, готовы забыть обо всех своих сомнениях и делать все, что в их силах, чтобы выжить самим и защитить других, – пусть это потом и покажется безумием в их собственных глазах. Пока конвент шел заведенным распорядком, Роулинс потешался над моими претензиями на чародейство. Однако, когда все обернулось трагедией, он принял мою помощь без колебаний.
Есть, конечно, другая порода полицейских. Парни вроде Грина. Им в жизни не доводилось сталкиваться с чем-то, хоть отдаленно напоминающим сверхъестественный мир. С работы они возвращаются в обычный дом к среднестатистическим детям и одной собаке, подстригают газон по субботам, смотрят по телику географический и научно-познавательный каналы, подписаны на «Нейшнл джиогрэфик», и в подвальной кладовке у них царит безупречный порядок.
Такие парни свято убеждены, что все подчиняется строгой логике, все можно объяснить и вне рамок этой логики не существует ничего. Из таких парней также, как правило, получаются неплохие детективы.