Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник). Виктор Топоров

обозначалась дилемма: с властью или с народом? Или чуть по-иному – с властью или с демократией? Потому что, поддерживая власть, можно было уповать только на то, что она усидит, лишь прибегнув к антидемократическим средствам, и чем брутальнее, тем надежнее. Дело – чисто лингвистически – усложнялось тем, что люди, уповавшие на антидемократическую власть, именовали себя демократами. Поэтому они со временем приняли другое самоназвание: либералы (и сразу же распределились по трем разрядам – либерал-предатели, либерал-паскудники и либерал-идиоты, но об этом я не раз писал ранее). Но внутренняя форма слова опять подкачала: либералы, они ведь должны быть за свободу. За права. За права человека в том числе – подлинные, а не сугубо демагогические. А какое право исповедовали наши либералы? Лишь одно – угодить. Только бы не ухудшать качество жизни. Даже после дефолта. Особенно после дефолта… Оставалось поступиться прочими правами и свободами.

      1993 год оказался критическим: интеллигенция полезла угождать.

      Был я однажды на встрече переводчиков с редколлегией серии «Литературные памятники». Вечер вел и, естественно, возглавлял ныне покойный академик Лихачев, тогда отчасти как бы опальный. Все ораторы (переводчики, доктора наук, члены Союза писателей) угождали академику с такой непристойной прытью, что нормальный человек на его месте непременно одернул бы их. Академик Лихачев, тогда еще далеко не престарелый, лишь благосклонно покачивал головой. И как раз в то время он пробился на прием к первому секретарю обкома Романову:

      – Почему меня в очередной раз не пустили на конгресс в Италию?

      – Потому что, беседуя с американским профессором по дороге из Пушкинского дома в Комарово, вы услышали от него, что во время войны Ленинград надо было сдать немцам, и не дали отпор.

      – Это ложь! Я дал отпор!

      – Недостаточный…

      – Более чем достаточный!

      – Мы склонны больше доверять показаниям таксиста.

      Ельцина Лихачев любил и Горбачева тоже любил. Однажды я сидел рядом с ним на встрече опального уже Горбачева с петербургской творческой интеллигенцией. Народу было мало. Собчак категорически не рекомендовал (эта формула – плагиат, именно ее я слышал в Москве по радио в день похорон М. И Суслова: ГАИ категорически не рекомендует частным водителям проезжать в центр города), но Лихачев все равно пришел. И пожал руку Михаилу Сергеевичу, и поцеловал Раисе Максимовне. Убежден, что это был самый смелый поступок в девяностолетней жизни: вроде мгновенной интрижки в поезде, когда в соседнем купе едет законная жена.

      Интеллигенции нужен мужик. Это знали еще во времена Чехова. Но в XX веке (да и в XXI веке тоже) ей нужен не просто мужик, а мужик во власти. Горбачев интеллигенцию любил, а она его не очень. То есть сначала – да, а потом не очень и даже очень нет. Почувствовала мужскую слабость. Никто (кроме, понятно, Сталина, но это отдельная песня) не носился с творческой и научной интеллигенцией вполстолько, как Михаил Сергеевич,