Булат, скрипя зубами, что-то отвечал молодому жидовину. Вышеслав не разумел хазарской речи, но и без того понял, что молодой, наверное сын работорговца, хочет свою жизнь, а может, и жизнь своего отца обменять на жизнь славянки.
– Булатушка, – разбитыми в кровь губами просила девица, – пусть он меня порешит, пусть горло перережет, только убей его! После того, что он со мной сделал, мне всё одно не жить! – Слёзы текли по её лицу.
– Молчи, Светана, жизни всех этих хазар и жидовинов не стоят одного твоего вздоха, молчи, родная! – застонал Булат и с омерзением, будто что-то очень грязное и смрадное, отшвырнул от себя зажатого под мышкой пленника.
Жидовин кулем перелетел через большой, на низких ножках стол, на четвереньках по-собачьи прополз к стене и с необычным для тучного тела проворством кинулся в неширокое отворённое окно. Послышался глухой удар оземь и жалобные завывания. Следом молодой, прикрываясь девицей, отступил к окну и в мгновение ока исчез в нём, а Булат ястребом перелетел через стол и изловчился подхватить падающую без чувств Светану. Вышеслав услышал движение сзади и едва успел отклониться от лёгкого, чуть изогнутого хазарского клинка, тут же наотмашь ответив ударом топора. Схватка в узком проёме двери не позволяла хазарам вместе навалиться на руса. А Булат всё зачарованно глядел на русоволосую девицу в своих могучих руках, как на высшую на всём белом свете драгоценность, видно ещё не веря этому счастью. В этот миг послышался молодецкий посвист и азартные выкрики Блуда, который, будто железная мельница, обрушился на растерявшихся хазар, оказавшихся вдруг между двух огней. Перешагивая через поверженные тела, Блуд ворвался в дом и, застыв на мгновение, ахнул от неподдельного изумления, увидев могучего Булата с девой на руках. Блуд восхищённо оглядел ладную стать девицы.
– Хитёр ты, однако, Булат, нам перепоручил хазар вонючих да псов, а себе – девицу-красавицу прямо в руки. Вот почему он в дом подался к жидовину, – начал, по обыкновению, балагурить Блуд, повернувшись к сотоварищам.
Но Вышеслав цыкнул на него:
– Это суженая его, не болтай лишнего, иначе Булат за неё и тебе голову оторвёт, как цыплёнку.
– Ладно, – нахмурился десятник, – светает уже, пора нам. Сотник велел к заре на месте быть.
Всю ночь в граде продолжалось пиршество смерти, и даже Яма устал пить кровь убитых, а Мор с Марой всё сметали хазар под русские мечи и собирали страшную жатву.
И когда утром взошло солнце, солнце кровавой Святославовой славы, то увидело Белую Вежу дымящуюся, увидело только чёрную груду и камни; ничего не осталось от града: ни мужчины, ни женщины, ни старика, ни даже собаки с кошкой – всё было уничтожено русами.
И стала та земля безлюдной, а прах пожарища – прахом вечного забвения града, что носил гордое имя Саркел.
Глава 4
Руриково поле
Ещё дымились, источая