В той же я чёрной рубахе
Набожный – лбом до пола,
не расшибить бы пол.
Был я когда-то весёлым —
с водкой дружил мой стол.
Некто меня презирали.
Некто любили до слёз:
ночью на стук открывали,
страсть принимая всерьёз.
Жёны чужие и девы —
где вы, мой в прошлом гарем?
Род от Адама и Евы
вёл свой отсчёт от дилемм.
В рюмку гляжу в ресторанах.
Дома – в гранёный стакан.
И, как цветок, расцвёл рано,
в женский ловился капкан.
В той же я чёрной рубахе.
Те же мозги набекрень
и голова, как на плахе,
словно в последний мой день.
Пью за себя и Россию.
Тайно от многих молюсь.
Сколько святых не проси я,
но за себя я страшусь.
И сейчас их, как прежде, люблю
Васильки в мою душу глядят
в моём с виду нехитром саду.
И колышет мне душу их взгляд.
От их глаз я порой, как в бреду.
Вспоминаю, как я их дарил
с голубыми глазами блондинке.
О, как я синеву их любил!
А теперь вижу их в паутинках.
И сейчас их, как прежде, люблю.
Но целую прохладные губы.
Да и сук под собой не рублю,
я – с углами, как прежде, и грубый.
Всё вокруг: васильки, васильки!
Синевой ошарашен я с детства —
в синем небе и в глуби реки.
И куда мне от глаз женских деться?!
Всё пройдёт и уйдёт навсегда.
Кто положит вас мне на могилу,
васильки? Вы не только беда,
вы и то, что душа говорила.
«Ради жизни мир живёт…»
Ради жизни мир живёт,
но куда нас тьма несёт?
Мы у Бога на ладони,
ну а вдруг он нас уронит —
кто нам скажет наперёд?
Ждём из космоса мы вести,
создан он не ради мести
от останков звёзд его дождём.
Ну а вдруг планета треснет,
и душа в нас не воскреснет —
и тогда чего сидим и ждём?!
«Белые шторы, как снег, я раздвинул…»
Белые шторы, как снег, я раздвинул:
та же метель за окном.
Белую в бронзе свечу, ей по чину,
я озаряю венцом.
Ставлю на стол из буфета графинчик
с белым французским вином.
Кто-то мне душу волнует: я взвинчен.
Бьётся метель за окном.
Кажется, плачет, как женщина, скрипка.
Может я в этом и прав.
Помню глаза её, помню улыбку
и, как метель, её нрав.
Вспомнились Пушкин, Есенин и Тютчев.
Чья-то кибитка вдали.
Я благодарен природе за случай —
пусть и цветы отцвели.
В платье венчальном свеча догорает,
слёзы роняет слегка.
«Может, она? – и душа замирает. —
Где