Неправда, конечно, что при советской власти народ сидел, запуганный КГБ, и молчал в тряпочку. Откровенного сарказма было хоть отбавляй! От политических анекдотов до повседневного, адресного матерка. Одно гениальное словечко «членовоз» чего стоит! Так народ обозвал чёрные большие автомобили, перевозившие членов высшего руководства СССР с дачи на работу и обратно.
Помню, в конце 70-х притормозил в холле Дома творчества «Переделкино», начинались по телевизору «Новости». Опять какой-то то ли съезд, то ли пленум партийный прошёл. В холле у ящика никого, зима, зябко, я один. На экране появляется Брежнев, за ним, как водится, бредёт гуськом всё Политбюро. Картина не просто унылая, а страшная – шествие полумертвецов. Я в сердцах громко восклицаю: «Нет конца вашему маразму!» И вдруг слышу за спиной: «Да, маразм крепчает». Оглядываюсь – упёршись руками в спинку кресла, стоит Василий Аксёнов. Мы солидарно усмехнулись друг другу и разошлись каждый в свою сторону…
Андрей Тарковский и кот Бася
Вспомнился забавный случай. Что-то похожее на этюд от великого режиссёра. Однажды к нам на Песчаную, в родительскую квартиру, приехал Андрей Арсеньевич Тарковский. Один. По его сосредоточенному лицу я решил, что на важный для него разговор. Отец мой был уже в опале, не при чинах, его не печатали, не издавали. Провалили на защите докторской диссертации в Институте мировой литературы, временно он был вообще без работы – так что не за помощью приехал Андрей, а за каким-то советом.
Я всегда радовался, когда видел Андрея. Он очень мне нравился – своей одухотворённой нервностью, живостью мимики, мужской красотой. Я считал, что он похож на русского офицера, дуэлянта! Впервые увидел его лет в шестнадцать. Конечно, даже не подозревал, что передо мной гениальный человек. Он просто сразу понравился. В отличие от других приятелей отца, пожалуй, тогда известных поболее Тарковского, Андрей совершенно не лицемерил, был абсолютно настоящим. Так я его ощущал – как мальчишка, мальчишеским чутьем. И с годами не изменил о нём мнения.
Этот его приезд в наш дом на Песчаной оказался последним. Андрей вскоре покинул Россию. Как оказалось – навсегда. Когда они вышли из кабинета, я был тут как тут и, улучив момент, спросил Тарковского, правда ли, что он собирается снимать «Мастера и Маргариту».
Андрей коротко взглянул на меня и задумался – руки нарисовали вокруг головы китайский иероглиф: правая щека припала к левой ладони, а затылок уткнулся в ладонь правой руки. Вся эта сложная конструкция была какой-то тревожно-зыбкой. «Видите ли, какая штука! – сказал Андрей. – Я представляю, как можно снять всё. Но я не знаю, не могу представить, как снять Бегемота!»
Пока он говорил всё это, мы шли по квартире и оказались в комнате