Лев пробирался между опрокинутыми столами и стульями к бару, протянул руку и забрал с верхней полки свою бутылку, в которой видеокамера успешно снимала все это время происходящее. Прижав к груди драгоценный груз, он начал пробираться к выходу из зала в подсобное помещение. Из темного коридора выглянул Крячко.
– Лев, всех успели взять. Часы я забрал, – он держал в руке золотые часы уже в пакете для вещдоков, потом обеспокоенно вгляделся в шатающегося коллегу. – Ты в порядке? Сейчас «Скорая» приедет за раненым, давай и тебя врач заодно осмотрит? Собак пришлось всех пристрелить, не дали ошейники надеть. В пятнадцать минут уложились, будем всем задержание оформлять.
Лев кивнул и сморщился от отозвавшейся в затылке боли. Еще несколько часов понадобилось экспертам для осмотра места происшествия, полицейским для обыска задержанных, а следователю для составления протоколов на них. Но Гуров уехал раньше, Стас, после того как они передали экспертам все записывающие устройства, лично усадил приятеля в машину и отвез в приемное отделение «Скорой помощи». Дежурный врач ощупал шишку на голове полковника, посветил фонариком в глаза и объявил:
– Сотрясение, постельный режим, никаких нагрузок. Сейчас выпишу рецепт, принимайте препараты и через три дня приходите на повторный прием.
Затем Стас отвез напарника домой и напоследок пригрозил:
– Завтра в отделе не показывайся, поправляйся давай. Лично прослежу. А будешь нарушать больничный режим, то с Марией свяжусь.
Гуров в ответ смог лишь пригрозить кулаком, его мутило все сильнее. Поэтому, как только за приятелем закрылась дверь, он, не раздеваясь, рухнул на диван и провалился в мутный болезненный сон.
В утренней сырости от остывающей сукровицы, проступившей на бинтах, руки и ноги дрожали еще сильнее. Он вцепился зубами в ворот куртки, чтобы сдерживать противные волны озноба по всему телу. Но его по-прежнему окатывало то жаром, то холодом от пронзающей руку боли, словно та проклятая собака как в замедленном кадре раз за разом вонзала клыки в мягкую плоть, оставляя на ней глубокие взрезы. В кустах неподалеку от него мерзкая псина дергалась в конвульсиях, пуская пену и выворачиваясь всем телом от боли и судорог, а тревожный голос раздавался со стороны площадки: «Оскар, ко мне, ко мне!» От вида резких движений лап, изломанной позы и еле слышного скулежа, на несколько секунд отступила боль, получилось сделать несколько вздохов без дрожи. Тревожный голос зазвучал ближе, и он побрел прочь, цепляясь за стволы деревьев, шатаясь от будто бы впивающихся в тело при каждом шаге тысячи ледяных игл.
Глава 6
Утром Гуров проснулся почти без боли, вскочил, чтобы стащить одежду, пропахшую алкоголем, и принять душ, но головная боль и дезориентация тут же вернули его обратно на диван. Пришлось приводить себя в порядок медленно, выверяя каждое движение,