Потери оказались и в других батальонах – первые потери за всю его службу, потери невозместимые и как раз тогда, когда нужна именно вся сила полка! От этого и сам он, Черепанов, стал как будто меньше ростом в собственном представлении, усох, обессилел.
Он обратился было взглядом за помощью к своему адъютанту, но поручик Мирный влип глазами туда, где поднимались в атаку роты первого батальона. Черепанов вспоминал отчетливо, что до окопов противника бежать цепям батальона не меньше двухсот шагов, и похолодел, услышав частую, сразу начавшуюся строчку австрийских пулеметов…
В бинокль было видно, как метнулся было за цепочкой своих солдат длинный и тонкий, с гусачьей шеей, Середа-Сорокин и вдруг взмахнул зачем-то рукой, перевернулся на месте и упал; через два-три момента, не успев сделать и десяти шагов в сторону противника, стали падать там и здесь, наконец повалились все поднятые было в атаку.
– Что это, а?.. Что это? – оторопело крикнул Черепанов Мирному.
– Пулеметы! – крикнул Мирный.
– Убиты? – крикнул Черепанов.
– Залегли! – крикнул Мирный.
– Залегли? – самого себя спросил недоверчиво Черепанов и снова: – Залегли? – уже с оттенком надежды, что действительно залегли, а совсем не убиты, и то, что многие как будто подпрыгивают на земле, он тут же объяснил свойственным каждому человеку желанием устроиться за кочкой или за камнем, так, чтобы не быть заметным, чтобы пули летели выше головы…
– Окапываются, что ли? – спросил он Мирного, повысив голос, но Мирный ничего не ответил, – может быть, сделал вид, что не расслышал.
Но вот он оторвался от бинокля, – он услышал, как пули стучат в передние бревна их блиндажа… Он закричал во весь голос:
– А что же молчат наши батареи?!
– Передать на батареи, чтобы огонь! – закричал и Черепанов в сторону связистов.
– В штаб начальника дивизии! – поправил его адъютант.
– Начальнику дивизии! – поправился Черепанов.
Подпоручик Плотицын, который поднялся было, чтобы из-за спины адъютанта посмотреть, как идет атака, кинулся к аппарату и мгновенно сел снова, поджав ноги.
Полк Черепанова был третьим полком дивизии генерал-лейтенанта Горбацкого, и перед войной офицеры и солдаты в нем носили фуражки с белыми околышами, тогда как в первом полку – с красными, во втором – с синими, в четвертом – с черными. Перед смотрами, бывало, в роты отпускался мел, чтобы «подрепертить» околыши, которые были очень марки.
Исполняя приказ командира корпуса, генерала Экка, Горбацкий еще с раннего утра направил шесть батальонов своей первой бригады в охват левого фланга австрийцев и от этого маневра, а совсем не от лобовой атаки третьего полка, ожидал решительных результатов, поэтому новый артиллерийский огонь был открыт им не сразу, что выводило из себя Черепанова, и он кричал Мирному:
– Что же это, а? Ведь расстреливают людей!.. На выбор бьют!.. Не перебит