Алексей не роптал, старался во всём, слушался старца, но унынию часто был подвержен…
Не выдержав, однажды он задал вопрос:
– Как же к Богу приближаться, если мы тут словно крестьяне землю копаем, словно плотники церковь ремонтируем…
Старец Николай ответил с мягкой улыбкой:
– Сказывают, Иисус тоже плотницкому делу обучался…
Помолчав, добавил:
– Бога можно ощущать не только проповедуя с кафедры слово Божие прихожанам. Можно – и огород копая, с Богом в сердце быть, можно и любой другой труд так совершать.
Ты вот, Лёшенька, пойми: жалость к себе – она разрушительна… Ты словно сам себя ко греху уныния привязываешь! От самосожаления – и силы теряешь, и радость Божию ощутить не можешь! А силы те – и на любовь к Богу, и на труды праведные направить можно было бы!
Я через то сам прошёл когда-то…
Хочешь поведаю тебе, как Бог меня смирению учил?
… Алексей с радостью кивнул. Они сели на лавочке, что недавно починена была. Старец начал говорить и в глазах его засияли искорки веселья, которое не часто в нём Алексей видел:
– Послушание монашеское – многому научить может!
Оно учит смирять гордыню и исполнять волю другого человека – взамен своей, например, старца своего. Тот, кто сему обучится, смирив гордыню и подчинив ум, тот и Бога Волю – взамен своей – принимать сможет!
Коли свят старец или хоть разумен – то велика от того польза! Но даже если и не мудр наставник, а лишь тиранит послушника, свою власть выказывая, – и то послушание многому научить может.
… Старец Николай улыбнулся своим воспоминаниям:
– Было со мной такое испытание от Господа, через которое начал смиренномудрие обретать.
Назидал меня, да поручения давал противоречащие здравому смыслу наставник мой первый, к коему я на начальное время своей жизни в монастыре иноком приставлен был для услужения нуждам его. А я тогда только-только в монастырь пришёл, и всё мне внове было. Да и книг мудрых не много тогда ещё прочитал…
А «наставник» сей мой, словно выживший из ума, в гневе брызгая слюной на меня, часто набрасывался с криками, а то и побить мог, если я слово несогласия молвить пытался… Заставлял он делать работу вовсе бессмысленную…
Я поначалу весь горел от возмущения… Как же быть – не знал… Ослушаться – боялся, ибо за то из монастыря бы изгнан был. А то – мне страшнее смерти казалось, ибо думал я, что этим и от Бога отлучён буду во веки вечные.
А понять то, как никому не нужный труд совершать, время и силы на то тратить – вместо того, чтобы пользу братии и монастырю приносить или в молитвах время проводить – никак не мог… Да-а…
Через силу преодолевая возмущение ума и утомление плоти, я то исполнял…
Сейчас то смешно мне вспоминать… А тогда – тяжко пришлось!
Это я не к тому тебе говорю, что – в смирении