– Думала, конечно, – тоже вздохнула Легана. – Но пришла к выводу, что стоит рискнуть. Понимаешь, какое дело… без риска колдуна не бывает. Такого, как ты, возможно, больше нет – тебе досталась великая мощь, о которой другие только мечтают, такие умения, какие недоступны другим колдунам. Да, опасно работать с неизвестными заклинаниями, даже не предполагая, как они подействуют. Но знаешь, на что у меня надежда? Ты удачлив. Ты невероятно удачлив! Скажешь, нет? Ты должен был вчера умереть от ядовитой крови однорога, но ты выжил. Ты уже множество раз должен был умереть – от руки грабителей, от неправильно сработавшего заклинания, от… от многого! Но ты выжил, и каждый раз обращаешь беду в свою пользу. Ты счастливчик. Боги почему-то дали тебе невероятную удачу, так используй ее в полной мере! Было бы просто глупо не использовать свое везение. Не знаю, куда это тебя заведет, но, если верить Анаре… – женщина осеклась и замолчала.
– Куда заведет? Что сказала Анара? – переспросил Илар, но Легана лишь покачала головой. Потом добавила:
– Анара предсказала – все будет хорошо.
И только тогда Илар отстал.
Остаток дня прошел спокойно и без происшествий. Легана сидела в лавке, торговала травами и принимала больных, тут же, на месте, изготавливая отвары и снадобья. Анара с Дараном копались в огороде, Устама готовила очередной обед и ужин, нещадно громыхая котлами и кастрюлями. Илар же спустился вниз, в подвал, туда, где можно было колдовать, не боясь, что пришибешь кого-нибудь случайным смертельным заклинанием.
Илар не хотел никого убивать. Он даже настоял на том, чтобы Легана больше не сажала в специальную клетку внизу кур из курятника. Колдун пробовал на курах смертельные или просто опасные заклинания, но смотреть, как куры умирают в муках или разлетаются в клочья, для Илара оказалось невыносимо. Он никогда не был злым парнем и никогда не мучил животных и птиц. Даже если это были всего лишь безмозглые куры. И особенно мучительно стало убивать их теперь, когда начал слышать их мысли.
Да, теперь Илар слышал не только Быстрика. Он воспринимал мысли всех животных. И не был от этого счастлив. Мыслеобразы кур, мышей, птичек, скачущих по веткам в саду, лошадей, тянущих повозки мимо дверей лавки, – все лезло в голову, и та распухала, как вздувшийся от забродившего сока плод гуара.
К концу этого дня Илару казалось, что вместилище разума разлетится на части, стоит только его покрепче сжать. Затылок ломило, виски трещали, лоб пульсировал болью – в который раз Илар пожалел о том, что с собой сделал. Зачем ему знать, что лошадь устала, ей жарко и хочется пить? Или что вон та птичка мечтает схватить бабочку, но боится однорога? Или знать, что мышь собирается притащить в норку кусок лепешки, завалившийся за стол, и при этом