Арсен Люпен в тюрьме
Всякий уважающий себя турист изучает берега Сены, и вряд ли, переходя от развалин Жюмьежа к руинам Сен Вандрия, он не обратит внимания на небольшой и странный феодальный замок Малаки[1], гордо взметнувшийся над утесом посреди реки. Арка моста соединяет замок с дорогой. Фундамент темных башен врастает в поддерживающую его огромную гранитную глыбу, оторвавшуюся, видно, от горы и скатившуюся сюда в результате какого-то мощного подземного толчка. А вокруг игриво журчат среди тростника спокойные воды великой реки и, рассевшись на мокрых каменных гребнях, трепещут трясогузки.
История замка Малаки сурова, как его название, изломана, как его силуэт. В ней – только битвы, осады, приступы, грабежи и бойни. По вечерам местные жители с ужасом вспоминают о преступлениях, в нем совершенных, рассказывают таинственные легенды. Например, о знаменитом подземном ходе, который когда-то соединял монастырь Жюмьеж с усадьбой Аньес Сорель, прекрасной возлюбленной Карла VII.
В этом древнем пристанище героев и разбойников живет барон Натан Каорн, Барон Сатана, как называли его когда-то на бирже, где он слишком уж внезапно разбогател. Разорившиеся сеньоры Малаки вынуждены были продать ему «за кусок хлеба» поместье своих предков. Он разместил в замке свою великолепную коллекцию мебели, картин, фарфора и деревянной скульптуры. Новый хозяин живет здесь один с тремя старыми слугами. Никто и никогда не бывает в замке. И никто и никогда в этих древних залах не созерцал принадлежавших ему трех полотен Рубенса, двух Ватто, кафедру работы Жана Гужона и других чудесных творений, вырванных из рук богатейших завсегдатаев публичных распродаж с помощью банкнот.
Барон Сатана живет в страхе. Он боится не за себя, а за сокровища, собранные с такой неуемной страстью и прозорливостью любителя, – ведь даже наихитрейшие торговцы не могли похвастаться, что ввели его в заблуждение. Он любит их, свои безделушки. Неистово, как скупец, ревниво, как влюбленный.
Каждый день на закате солнца все четыре обитые железом двери, закрывающие проход с обеих сторон моста, и далее – внутрь главного двора, запирают на засов. От малейшего удара электрические звонки будут звенеть в тишине. Со стороны же Сены опасаться нечего: там отвесный обрыв скалы.
Но однажды в сентябре, в пятницу, как обычно, на валу у моста появился почтальон. И как всегда, тяжелую створку двери приоткрыл сам барон.
С предельной тщательностью, будто и не знал пришедшего несколько лет, барон всматривался в добрую веселую физиономию и лукавые крестьянские глаза почтальона, а тот со смехом обратился к нему:
– Это я, господин барон, опять я. Никто другой не напяливал на себя мою куртку и фуражку.
– Поди угадай! – пробормотал Каорн.
Почтальон вручил ему пачку газет. Затем добавил:
– А теперь, господин барон, есть кое-что новенькое…
– Новенькое?
– Письмо… заказное к тому же.
Живя в одиночестве, без