– А я мало что умею, – то ли грустно, то ли кокетливо произнесла она. – Но надо же еще где-то найти такую ткань! И потом достать такие красивые палки…
– Карнизы. Это мне родительница одна предложила, когда про ремонт говорили. Не знаю, где работает ее муж, но она мне дала один адресок, и… вот карнизы удалось заказать. Прямо в тон. И клипсы. Большие.
Лилиана задумалась, не слишком ли она суха по отношению к гостье.
– Но знаете, они все равно постоянно сваливаются и приходится залезать на стул и прикреплять.
– А тонкий тюль можно найти в магазине?
– Можно, наверное, – Лилиана видела, что коллега пока мало знакома с московской жизнью, и была готова терпеливо объяснять ходы и выходы, если таковые могут помочь. – На Ленинском есть магазин «Ткани». Знаете, где это? Метро «Ленинский проспект», прямо на площади. Там бывает, говорят. Правда, сами понимаете – длиннющие очереди, чуть ли не запись. Надо поспрашивать. Может, девочки в курсе, где кто что достает.
«Не школа, а золотое дно, – подумалось Ирине Евгеньевне, когда она после недолгого чаепития (хозяйка пила кофе) покидала квартиру коллеги. – Надо только правильно себя вести, не лезть со своими как бы мнениями, и все тогда у меня получится. Они ведь не злые, девочки, просто им все, похоже, слишком легко достается…»
Она не считала себя завистливой. Она не считала себя плохим человеком. Она всегда старалась поступать правильно, ответственно. Она все делала как нужно. Жизнь научила ее все делить на части, на отрезки: географические, временные, на сегодняшние и завтрашние, на близкие и далекие, на важные и не очень, на то, что может повлиять на ее жизнь, и на то, что нужно просто для атмосферы. Да, атмосфера тоже важна. К людям это относилось в такой же мере, но тут требовались внимание и осторожность. Только для сюрпризов и разных непредвиденных обстоятельств она не хотела оставлять места. Ирина Евгеньевна жила и хотела дальше жить так, чтобы неожиданностей у нее не случалось.
Последнее время, по мере сближения с «девочками», ей становилось неспокойно, в первую очередь, именно из-за не до конца ею понятых и не свойственных рядовой школе разворотов, этого «неуемного лицейского духа». Именно так с гордостью называли уклад белой школы Лидия Николаевна и Ида Иосифовна. Ирина не была уверена, что понимает, о чем идет речь. И это ее пугало.
В их странной гордости и идеалистическом восторге крылась опасность, которую Ирина Евгеньевна чувствовала то где-то в животе падающим в никуда камешком, то затылком, как будто вдруг сквозняк прошелся сзади холодной струей, то перехватом горла. И ей физически становилось плохо. Ее охватывал страх. Перед ней открывался непонятный простор, как будто она стояла на обрыве, на последней пяди знакомых запахов и цветов. То, что представало