– А разве не так? Не выкинет как использованный?…
– Выкинет, как использованный… – как ни странно, соглашаясь, вновь перебила его Марина. – Только не нас, а свою нынешнюю оболочку, информационный массив, который станет ему не нужен. Ты сам тут недавно возмущался тем, что «чудесные исцеления» доступны только избранным, или, как ты выразился, «посаженными на крючок». Отбыв, Колумб снимет все блокировки и распаролит всё коды доступа к оболочке. А в ней содержится куда больше инфы, чем только о медимплантах против ДЦП и онкологии. Гораздо больше! Всё станет достоянием человечества! Всё будет в открытом доступе! Это будет квантовый скачок человечества!
– Но только после того, как отправим этого инфозасранца на Венеру обетованную, – попытался колкостью остудить пафос марининых высказываний Тим.
– Инфозасранец?… – переспросила, не понимая, Марина и вновь словно прислушалась к чему-то внутри себя.
– О, поздравляю! – вдруг сказала она.
– С чем? – опешил Тим.
Твои настройки отрегулировались. Сейчас ты изменишь мнение о Нём – никакой Он не инфозасранец!
– Как же, изме… – попытался сыронизировать, но не смог закончить фразы.
Он узрел небо в алмазах, услыхал пение сирен, ощутил вибрации соприкосновения высших сфер, нюхнул пыльцы с райских кущ и бабочкой запорхал по Эдемскому саду от цветка к цветку, наслаждаясь божественного вкуса нектаром…
Тим очнулся в прихожей квартиры, уже полностью одетый для выхода. Марина стояла перед ним босиком, но облачённая в бежевый свитер-водолазку и узкие синие джинсы. Её волосы были собраны на затылке в хвост. Косметики на лице не было. Всякий намёк на мальвиноподобность исчез.
– Что это было? – спросил Тим, облизывая губы.
Голос его звучал глухо.
– Посвящение во включение в программу, – объяснила девушка. – Он умеет приветить и поощрить.
– Круто, – резюмировал Тим. – Я пойду?
– Пойдёшь, пойдёшь, – согласилась Марина, улыбаясь, – но только когда пообвыкнешься и отойдёшь от первых впечатлений. А пока, – она протянула ему кожаный поводок с замком-карабином, – выгуляй Нельсона.
Алесь Мищенко
«Чужие и свои»
Журчат ручьи,
кричат грачи,
И тает лёд и сердце тает,
И даже пень
в апрельский день,
Берёзкой снова стать мечтает
Эту песню я помню с детства. И теперь, под небом Венеры, я часто вспоминаю, как тогда, в моём, городском детстве, начиналась весна. Тогда всё было не так, как в песне. Ведь ни грачи, ни другие птицы, не прилетают весной на столичные проспекты. И ручьи в городе не журчат, потому что талая вода не сбегается со всех дворов и не течёт по улицам. Она прямо во дворах стекает, через специальные отверстия в асфальте, под землю…
Нет, весна в городе