Вышла через главный вход, кивнув знакомым головорезам, что отправлялись на промысел, и пошла через темные переулки прочь. Магические фонари в нашем квартале встречались редко, но я отлично видела в темноте. И вообще, любила ночь. Время моей странной, хрупкой, до сих пор не осознанной до конца магии, которую я одновременно боялась, ненавидела и любила, словно она была живым существом.
План уже давно созрел.
Но до его осуществления было еще десятки талов.
Поэтому пока я направилась в Храм.
Поговаривали, что в некоторых горизонтальных мирах в Храмах чтили вовсе не Стихии. Да еще и обращались за помощью к высшим силам через посредников – никто из людей не приходил просто так, не разговаривал напрямую.
На редкость странные традиции.
На Артаносе все было по-другому.
Даже не имея магии, я бегала к алтарям в нашей деревне, которые нам заменяли полноценные здания, выпросить что или просто пожаловаться. А то и поблагодарить, с радостью наблюдая, как, порой, вспыхивает огонь магической свечи или льется в бездонный кувшин вода. А уж с тех пор, как Смерть подарила мне свою силу, при любой возможности приходила сюда.
Просто отдохнуть.
Никогда я не чувствовала здесь ничего особенного, о чем писали в той книге, что мне удалось украсть из библиотеки – единственной, фактически, по которой я училась. Но чувствовала то особенное, что было необходимо конкретно мне.
Безопасность.
Как в детстве. Когда у меня были мама и папа, и маленький брат. Они все погибли, ушли за Пределы в один момент, когда на маленькую рыбацкую деревушку обрушилась огромная волна, вызванная магическим заклинанием.
Потом говорили, что это всё маги-отступники. Решили показать Императору Гелларду, кто на самом деле сильнее, и принялись уничтожать прибрежные поселения Таларии. Конечно, их поймали. Позже. Император и его верная Тень защитили своих жителей и все такое.
Позже.
Моей семье и многим другим это не помогло.
Меня спасло то, что я в это время была довольно далеко от берега, собирала ягоды в лесу. И прибежала уже тогда, когда даже грохот последующих волн и крики больше не были слышны.
На берегу почти ничего не осталось. Стихия Воды унесла даже сваи, на которых стояли наши дома.
Я смутно помню, что было дальше. Меня куда-то тащили, потом я заболела, лечили даже. Перекидывали из дома в дом в таких же деревнях, не пострадавших. Каким-то образом я оказалась в городке чуть дальше, у скал, в который и ездила-то всего раз в жизни, на ярмарку, вместе с родителями. И там меня поселили в богатый дом – то ли служкой, то ли куклой для наследника. Но хотя бы кормили досыта. И одевали тепло. И научили читать, писать и прочим манерам, заодно с сыном хозяев – на мне, как я помнила, даже танцы отрабатывали.
А потом вышвырнули.
Только потому что я, прийдя наконец в себя после двух лет прострации,