Елизаров попытался улыбнуться, но получилась жалкая гримаса. Жуть какая-то да мурашки по коже. Но всё неспроста, капитан опять намекает о каком-то событии, которое должно произойти 19 июня.
– Слушай, я вижу, ты всё наперёд знаешь? Судьбу предсказывать не пробовал?
– Тебе оно надо? Вдруг наколдую, что погибнешь ты, попав в засаду? Не, не хочу! Лучше полей, а? Не хочу бойца звать.
Капитан стащил с себя майку, зло поскрёб бока и принялся энергично умываться. К нательной рубахе Максим испытывал стойкое отвращение. Как в такую жару люди могут носить белье под формой?
Пограничник посмотрел на характерные отметины на спине капитана. Он что, её – того? Понятно, почему так ёрничал вечером. Вот так, нет у него больше агента Майи Чесновицкой.
– Кто это тебя так?
– Сам. Всю ночь не спал, спину себе царапал. Прикидывал, позволит ли Гитлер привести наши войска в готовность. Надумал, что он просто обязан именно так поступить!
– Издеваешься? – Михаил дураком не был и по совету капитана того же Иссерсона читал. – Войну вообще можно не объявлять, а начать сразу заранее развернутыми силами[5]. На той стороне почти всё готово. Не хватает лишь танков и мотопехоты, но их штабы давно стоят у границы.
– Ты это… Слова дурные забудь и книжку свою выкинь. Иссерсон, как сочувствующий троцкистам элемент, арестован неделю назад. Не тебе объяснять, что теперь и я ему не верю, такие у нас времена. – Ненашев зевнул. – Так что у нас всё будет по правилам, как в Польше или Франции. Взаимные претензии, ультиматумы, заговоры, расследования, провокации, приграничные сражения, а потом мы соберёмся с силами и вломим им таких пистюльбиляторов, что кровью умоются.
Язвил Максим от бессилия. Нет, не капитану Ненашеву учить Генштаб.
Мало того, сторонники язвительно высказанного им сценария начала войны имели на руках недавно проверенные козыри[6].
В Польше и Франции немцев встретили заранее отмобилизованные войска. До начала военных действий прошло полгода дипломатических игр. Следовал очевидный вывод: пока политики будут портить друг другу воздух, войска успеют прийти в полную боевую готовность.
Слова Молотова «без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу» и дальше про вероломство – ключ к сложившейся ситуации. Устные сообщения разведки не в счёт. Для человека, принимающего государственное решение принудительно, по воле сложившихся обстоятельств, нужен убийственный аргумент. То есть документ, и желательно подлинник, а не копия[7].
Это уже потомки узнают, что с конца 1940 года Германия вела убойную кампанию по дезинформации руководства СССР с участием талантливого директора Имперского министерства народного просвещения.
В