Из Берлина меня направили в Москву. Было начало августа: самое худшее время, невыносимо жаркий месяц в этом ужасном городе. Мне поручили провести расследование: поступили сигналы о финансовых махинациях в местном отделении американских спецслужб. Деньги действительно куда-то пропали, но, копнув поглубже, я обнаружил нечто гораздо худшее: высокопоставленный офицер американской разведки специально прибыл в Москву, чтобы продать ФСБ (унаследовавшей от КГБ не только его функции, но и жестокость) информацию – сообщить имена наиболее ценных русских осведомителей.
Приехав поздно вечером в условленное место, я должен был действовать без промедления: на консультации с коллегами или на колебания времени у меня просто не было. Я догнал офицера-отступника и застрелил его, когда он шел на встречу со своим русским связным.
Синий Всадник был первым человеком, которого я убил в своей жизни. Случилось это на Красной площади, продуваемой горячим, злым, зарождающимся в степях воющим ветром, несущим запахи Азии и смрад предательства. Не знаю, можно ли этим гордиться, но я убил своего босса как настоящий профессионал, хотя был тогда совсем еще молодым и неопытным.
Я тайно проследовал за ним на южную оконечность площади, где крутилась детская карусель. Мне пришло в голову, что рев музыки, сопровождавшей работу аттракциона, поможет заглушить резкий звук пистолетного выстрела. Я хорошо знал этого человека и подошел к нему сбоку, он заметил меня только в последний момент.
На лице Синего Всадника возникла гримаса смущения, мгновенно сменившаяся испугом.
– Эдди, – сказал он.
Меня зовут вовсе не Эдди, но, как и все в нашем управлении, я сменил имя, впервые вступив на эту стезю. Так было легче: словно бы вовсе даже и не я вытворяю все это.
– Эдди, что вы здесь делаете? Возникли какие-то проблемы?
Он был южанином, и мне всегда нравился его акцент.
Я покачал головой.
– Высшая мера, – сказал я по-русски.
Мы оба прекрасно знали, что означает эта давняя формулировка КГБ: эвфемизм «высшая мера наказания» русские употребляют, когда собираются прострелить кому-нибудь затылок пулей крупного калибра.
Моя рука уже сжимала в кармане пистолет, компактный «ПСМ 5.45», по иронии судьбы советского производства, особую модель размером чуть больше зажигалки. Если положить его в карман пиджака (а на мне в тот день был хорошо скроенный костюм), появится лишь едва заметная складка. Я увидел панику в глазах Синего Всадника. Взгляд его метнулся в сторону крутящихся на карусели детишек: возможно, он вспомнил двух собственных малышек, недоумевая, почему дело зашло так далеко.
Не вынимая руки из кармана, я нажал на курок, выпустив пулю со стальным сердечником, способную прострелить тридцать слоев кевлара и титановую пластину толщиной в полдюйма на пуленепробиваемом жилете, который, как я предполагал, носил Синий