– Угадала, – улыбаясь, кивнул Джо, – посмотрим, осталось ли что-нибудь в холодильнике.
Они долго крутились на табуретах по часовой стрелке и против часовой, и это напоминало незамысловатый брачный танец. Потом достали чековые книжки и расплатились, оба взяли горстку мятных конфет в сахарной пудре, что по какой-то причине лежат в плетеных корзинках у касс всех кофеен мира, как будто все владельцы кофеен однажды собрались и условились, что так должно быть. Он придержал ей дверь, и вместе они вышли на ночную улицу. Джо шел рядом, они сосали конфетки, очищая дыхание перед поцелуем, который неминуемо должен был случиться сегодня, и Кэрол начала получать удовольствие от ночной дикости города, чего никогда бы не произошло, если бы она гуляла одна. Когда она поняла, что значит расслабиться и не волноваться, быть частью огромного живого организма, ее настигла эйфория. Стояла холодная ночь, шпили зданий, казалось, недавно наточили, он держал ее маленькую белую ладошку, и вместе они совершали обход улиц с опущенными ставнями, потому что он относился к тому типу мужчин, что везде чувствуют себя хозяевами, и все это принадлежало ему.
– Заходим на посадку, – почти извиняющимся тоном объявила темноволосая стюардесса, шагая по нашему проходу. Полет длился уже девять часов, и то свежее радостное предвкушение, что пассажиры ощущали в начале, сменились раздражительностью, беспокойством и помятостью, что неизбежно возникают, когда человек проводит длительное время в замкнутом пространстве. Воздух, некогда казавшийся чистейшим, пропитался миллионами испарений, запахом кукурузных чипсов и влажных полотенец. Помялась одежда; у тех, кто спал на кресле или подложив под голову скомканные пиджаки, появились заломы на щеках. Даже темноволосая стюардесса, прежде казавшаяся Джо такой соблазнительной, теперь напоминала уставшую проститутку, мечтающую поскорее закончить рабочий день на панели. Печенье у нее кончилось, корзинка опустела. Она вернулась на свое место в хвосте самолета, и я увидела, как она пристегивается и брызгает рот освежителем дыхания.
Мы снова остались вдвоем. В нескольких рядах от нас, отделенные шторками, сидели редактор Джо Сильви Блэкер, его агент Ирвин Клэй и два молодых пиарщика. Джо не связывали с ними какие-либо тесные отношения. Они появились в его жизни совсем недавно; его редактор Хэл, с которым он проработал много лет, умер, бывший агент вышел на пенсию, и его передали другим редакторам и другим агентам; те уже успели смениться несколько раз, а люди, что сидели в нашем самолете сейчас, находились там не потому, что Джо был им близок, а потому, что сочли уместным сопровождать его и погреться в лучах его славы. Его друзья и наши родные с нами не поехали; он сказал, что ехать в Финляндию вовсе необязательно, в этом нет никакого смысла, он скоро вернется домой и все расскажет; разумеется, они его послушали. Самолет начал снижаться сквозь толщу облаков, приближая Джо, меня и остальных пассажиров