– Наш-то всегда поговорить выходит.
– Да толку-то от говоров-то? – зло сплюнул кто-то. – Самим всё и разгребать!
– Да он один как управится? Не живой он, что ли? Когда такая потрава на поле выползает, боги-то не всегда на помощь приходят.
– Эй, господин, – уходящего с площади жреца окрикнул старик. – А вы что же один? Без учеников? Может, проводить? Я сыновей сейчас кликну…
– Не нужно, – мягко отозвался жрец. – Если богам будет угодно, защитят.
Иерхарид, прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза, прислушивался к ворчанию необыкновенных зверей. Они уже успокоились. Его присутствие всё равно злило их, но если не шевелиться, то можно было посидеть в тишине.
Он пытался думать о своём положении, старался вспомнить, где мог встретиться с этим странным стариком, и понять, что же тому нужно. Но мысли упорно вертелись вокруг семьи и города.
Удалось ли Ришу остановить мятеж? Сын был куда решительнее его самого, отчаяннее, даже легкомысленнее, но находить язык с простым народом ему было проще. Он был ближе к простым людям. Мог отбросить манеры при общении с ними, понимал и смеялся над простенькими шутками, не чурался бедняцкой еды и скромной одежды, знал народные танцы и кабачные песни.
Узээриш умел становиться своим.
Но поможет ли ему это сейчас, когда народ в такой ярости?
Подобное волнение Узээришу приходилось успокаивать только в районе Арванского городища, когда было объявлено, что на месте древнего города всё же заложат крепость, которая, возможно, станет родоначальницей настоящего поселения. Местные относились к развалинам как к святыне и долгое время не допускали строителей, грабили обозы с камнем, устраивали засады в развалинах. И это несмотря на то, что они каждый год терпели набеги степных соседей из-за того, что в этом месте не было оборонительных сооружений. Гарнизон разместить и то негде.
Но Узээриш разобрался. Самые главные святыни перенесли в местные храмы, и он лично заложил первый камень будущей крепости.
Но здесь и обида народа сильнее, и удар тяжелее. Справится ли?
А как там Лийриша с детьми? Удалось ли Изаэллае вывезти их города?
Зиш, наверное, сильно плачет. Он же так привязан к нему.
Птица внутри недовольно зашевелилась.
Иерхарид схватился за грудь, неожиданно ощутив жжение. Оттянув ворот, он уставился на налившуюся золотом печать хайнеса. Уставился, затем моргнул и прерывисто вздохнул. И, торопливо подцепив когтем край печати, отлепил её от груди и легонько пальцем оттолкнул её от себя.
Она исчезла тут же, и уже бывший хайнес устало прикрыл глаза.
Когда-то Узээриш пообещал ему, что не будет мешкать, если ему вдруг придётся сместить отца с трона.
Иерхарид заставил его дать это обещание. Его сын не повторит ошибку, которую совершил он сам.
Поражённая Йожира широко раскрытыми глазами смотрела на хайнеса, продолжая сжимать в руке обнажённый