Венец триумфатора. Владимир Барышев

страдания, которые нашлет на них враг-искуситель, выстоять в этих страданиях с Божьей помощью и стать примером для всех, возлюбивших добродетель. И все это будет платой, единственно достойной благодати крещения и звания христианина. Потому как даже сама смерть Христа ради есть любовь, всепобеждающая любовь Бога к человеку и человека к Богу, неодолимая во времени и пространстве, не имеющая конца и пресыщения.

      Так вот как, оказывается, все бывает, какой ценой обретается истина! Только за то, чтобы постичь смысл бытия, приходится расплачиваться страшными искушениями: либо собственное благополучие, жизнь в удовольствие, либо полная чаша горьких уничижений, которую надо выпить не поморщившись и без ропота. Эта брань двух начал, альтернатива, раздирающая немощного человека напополам, будет похлеще битвы с явным врагом в чистом поле. Одолеть собственное «я» куда труднее, чем самого сильного противника-бойца, потому что последнего можно при необходимости перехитрить, а обмануть себя не получится, от очевидного врага можно схорониться в засаде, скрыться на время, а от себя никуда не спрячешься.

      Конь Евстафия бежал под ним мелкой рысью, не мешая стратигу размышлять. Что ж, если Господь, как и обещал, поддержит его в трудную минуту, он готов выйти на эту брань. Но что будет с его милой и нежной Татианой, нынешней Феопистой? Сможет ли она выдержать испытания, уготованные и ей тоже? А дети, они ведь еще совсем младенцы, как им объяснить очистительную силу страданий и блаженство посмертного наградного венца, который ждет их в случае победы над собой?

      Спешившись возле дома и передав под уздцы коня рабам, Евстафий Плакида, отказавшись от предложенной ему трапезы, прямо отправился в комнаты супруги. Он знал, что смело может довериться своей жене, разделявшей его веру и никогда дотоле не предававшей его ни единым словом. Из любви к Плакиде сострадательная Татиана могла дать мягкий совет, но перечить мужу, учить его жизни не было в ее правилах. Теперь ей предстояло принять крест, на который она пошла добровольно, еще не зная, по плечу ли ей эта ноша.

      Феописта сидела за прялкой, с улыбкой наблюдая за детьми, с которыми возилась служанка, обучающая мальчиков счету по Пифагоровой доске или абаку, как называли это учебное пособие греки. Заметив детей, Евстафий сжал губы в струну, нахмурил брови и знаками попросил супругу об уединении для разговора.