В этой лютой брани не всегда бывает победа целомудрия, потому что человек и ради искушения оставляется без помощи. Но горе немощному, искушаемому в сей испытующей брани, потому что брань сия приобрела величайшую силу вследствие привычки побеждать, полученной ею от тех, которые сами себя предают на поражение сочетанием (принятием их, согласием с ними) со своими помыслами.
О, как сладостны поводы к страстям! Человек может иногда отсечь страсти; вдали от них наслаждается тишиною и веселится, когда прекращаются они; причин же страстей не может отринуть. Поэтому искушаемся и нехотя, и печалимся, когда мы в страстях, но любим, чтобы оставались в нас поводы к ним. Грехов себе не желаем, но приводящие нас к ним причины принимаем с удовольствием. Поэтому вторые делаются виновными в действенности первых. Кто любит поводы к страстям, тот невольно и нехотя становится подручным и порабощается страстям. Кто ненавидит свои грехи, тот перестает грешить; и кто исповедует их, тот получит отпущение. Невозможно же человеку оставить навык греховный, если не приобретет прежде вражды ко греху, и невозможно получить отпущение прежде исповедания прегрешений. Ибо исповедание согрешений бывает причиною истинного смирения; смирение же – причиною сокрушения, последующего в сердце от стыда.
Если не возненавидим того, что достойно порицания, то, пока носим это в душах своих, не можем ощутить зловония и смрада действенности этого. Пока не отринешь от себя того, что неуместно, до тех пор не уразумеешь, каким покрыт ты срамом, и не уразумеешь стыда от сего. Когда же бремя свое (грехи, подобные твоим) увидишь на других, тогда уразумеешь лежащий на тебе стыд. Удались от мира, и тогда узнаешь зловоние его. А если не удалишься, не уразумеешь (насколько он смраден), напротив же того, скорее, как в благоухание облечешься в зловоние его, и наготу стыда своего будешь почитать завесою славы.
Пока не возненавидит кто причины греха вправду от сердца, не освобождается он от услаждения, производимого действенностию греха. Это есть самое жестокое борение, не уступающее человеку даже до крови; в нем искушается его свобода в единстве любви его к добродетелям. Это есть сила, называемая раздражением и бранию; от одной вони этого бедная душа изнемогает, по причине неизбежной брани, в ней происходящей. Это есть сила великости греха. Ею враг обыкновенно приводит в смущение души целомудренных и чистые движения понуждает испытывать то, чего никогда они вовсе не принимали в себя. Здесь, возлюбленные братия, докажем свое терпение, соревнование и рачение. Ибо это есть время незримого подвига, о котором говорят, что чин иноческий всегда им побеждает. При встрече с сею бранию благочестивый ум скоро приходит в смущение, если не будет сильно ополчен.
Восчувствовавший грехи свои выше того, кто молитвою своею воскрешает мертвых, когда обитель его будет среди многолюдства. Кто