Потолок промок насквозь и немного вспучился, но уже начал подсыхать на сентябрьском ветру. Миска, которую Джонни перед уходом оставлял на койке для проныры-дождя, наполнилась водой наполовину. Он выплёскивает содержимое и возвращается к ремонту: раскатывает две аккуратные полоски плёнки, проклеивает их между собой скотчем и застилает верх коробки из-под холодильника, которым и является его жилище. Укреплять мокрый потолок – дело бесполезное, в идеале нужно подождать, пока он подсохнет, и молиться, чтобы дождь не решил оплакать очередные несбывшиеся надежды горожан. Поэтому Джонни закрепляет полиэтиленовую ленту по бокам и оставляет капитальный ремонт до более сухих времён.
Пять баксов долларовыми купюрами он разбивает на две пачки: два для Корнелии кладёт во внутренний карман куртки, а три – в карман фланелевой клетчатой рубашки. Надёжнее такой упаковки только сердце самого Джонни, которое к тому же ещё и в стальных кандалах, а ключ от их замков он выкинул много лет назад после её смерти.
Оливия. Он нечасто вспоминает её. Забытое родное имя отзывается где-то в недрах его пустого железного сердца мерзким металлическим лязгом. Он на секунду вспыхивает злостью на судьбу и жизнь, вздрагивая от мысли, что позволяет себе опуститься так низко, но лишь на секунду, вспомнив её улыбку, и тут же предпочитает забыть.
Джонни смотрит пустым невидящим взглядом из своего переулка на улицу города, которая снова заполняется движением. Он ползёт, как гипнотизированный, к людям, едва переставляя ноги, обесточенный, выжатый мимолетным воспоминанием, размазанный секундой слабости.
Скамейка на его любимой остановке пуста, как всегда во время ленча. Он, шаркая дырявыми ботинками, тащит на неё своё существо, роняет на край сидения и замирает, тупо глядя на муравейник вокруг. Из стопора его выводит запах жареной картошки в руках проходящего мимо парня. Джонни вспоминает, что ничего сегодня не ел.
Часы с треснувшим циферблатом показывают половину первого дня. Они – единственная вещь, которую он хранит из прошлой жизни, потому что это подарок Оливии на пятую годовщину свадьбы. После дарения они буквально отсчитали их близившееся к исходу совместное время и треснули в день аварии. Но пока шли.
Двенадцать тридцать. Это значит, что на соседней улице через полчаса начнут раздавать еду. Он, нашедший в себе силы увидеть в этом стимул к дальнейшему движению, покидает