– Пуля прошла сквозь лёгкое, но рана чистая, и, если он будет благоразумен, то поправится.
Зуав улыбнулся мне. Теперь ему стало легче. Боль в глазах стихла. Он подозвал меня слабым движением пальцев, и я присела – о, очень мягко! – чуть вдалеке от него, чтобы не беспокоить.
– Вы хотели отнести меня в свой замок, – прошептал он. – Спасибо, маленький друг. Нет, не нужно плакать. Вы слышали, что сказала мадемуазель? Я поправлюсь. – Потом он слегка рассмеялся, не взирая на то, что моя гувернантка пригрозила ему пальцем. – Когда я буду здоров, а вы подрастете, вы выйдите за меня замуж, маленький друг?
Я в порыве сжала ладони.
– О, я согласна!
– Хорошо. Вот, и решено, – сказал он, – его глаза весело сверкали, внезапно он сделался серьезным. – Теперь слушайте все! Вы должны уехать из деревни сегодня же вечером. У вас есть велосипеды? Хорошо. Возьмите деньги, какие есть, и уезжайте тайно после наступления темноты. Воющие друг с другом страны не безопасны для молодых женщин, не имеющих мужчин, способных защитить их. Езжайте вдоль дорог как можно быстрее. И не в сторону Парижа. На юг!
– Но мы не можем оставить вас здесь вот так! – воскликнула я.
Он упрямо покачал головой.
– Какая невыносимая жизнь ждет нас в браке, если вы отвергнете мою мольбу. Обещайте же мне!
Прежде чем я смогла пообещать, в комнату ворвался покрытый пылью и задыхавшийся мальчуган.
– Меня сюда отправила мисс Ловетеар, из замка.
Мы привыкли слышать, как переиначивают имя мисс Лойтер. Моя гувернантка протянула руку, и мальчик, затолкав руку под рубашку, вытащил письмо. Оно было от мамы.
Я добралась до Барбизона, но не могу проехать дальше. Поезжайте немедленно на велосипедах. Пусть мальчик вам покажет.
– Видите? – спросил Зуав. Отправляйтесь сегодня вечером.
И мы пообещали. Мальчик приехал на велосипеде из Барбизона и пробыл два дня в пути. Мы отправили его в замок за провизией. Моя гувернантка поставила стакан воды у постели зуава, дав ему таблетки опиума и заплатила немного денег мадемуазель Кромек за его содержание. Потом мы покинули его.
Это был день, насыщенный событиями. Напротив маленькой «Мари» я увидела нашего старого бородатого лесничего, папашу Франсуа, который беседовал с Полидором Кромеком и Гаврошем. Слезы катились у него по лицу. Он всхлипывал, как ребенок, когда говорил… На это было страшно смотреть… И меня это напугало. Но когда мы подошли ближе, Полидор прокричал: «Chut! Chut!»4 Старый лесник умолк. Меня это напугало еще больше. У меня появилось ощущение, что в деревне что-то назревает и растет, что-то ужасное. Некоторые догадки были чудовищными. Я вернулась в замок, и пока мы ели и ждали темноты, мое беспокойство продолжало расти, пока я не разрыдалась так, как будто у меня разбилось