Каре-зеленые, вообще-то. С поволокой. Но поправлять Любава не хотела. Жадно слушала каждое слово.
– …Ох, сколько в них мужиков потонуло-то, пока Яруся Данилку своего не встретила. А улыбка-то тебе от отца осталась, да. Вижу, вижу…
Любава коснулась губ. И правда – улыбка.
– Спасибо, дед Станислав.
– Стасом кликай. Не так я и стар – не женат еще, – шутливо ей подмигнул.
Последние страхи развеялись дымом от костра. И тьма вокруг перестала казаться угрозой. А воздух такой чудесный, м-м-м. Прямо нектар.
– Пойдем, Любава, – дядя Станислав подхватил ее чемодан. – Дом мой недалече. Теперь уж три оборота солнца поезда никакого ни будет. Выспишься сто раз. Раньше тут часто стукали туда-сюда, целые составы размером с версту, а теперь тишь да благодать.
От платформы вниз вела добротная деревянная лестница. И сразу же за ней тропинка. Еле видная среди густой травы.
Пятно фонарика скользнуло по стволам деревьев. Почти сразу же начинался край леса, и дом прятался за густым частоколом. Тусклое оконце различалось едва-едва, а гроза ворчала все ближе.
– Ох, и дождик сегодня пройдет. Смотри-ка, гремит перунова колесница, грозу мчит.
– Вы тоже… – хотела продолжить «язычник», но замолкла. Невежливо.
А дядьСтас рассмеялся, задорно так.
– Тоже что? Верою отличен?
– Нет, то есть да. Как мои родители.
– Да, и они такие. Разницы нет, во что человек верует, в Христа, в Аллаха или Рода. Создатель – он один. А помощников его как только ни звали. Ангелами, святыми, пророками. Все едино. Под небом и солнцем всем место есть. И каждой земле, каждому народу – свой защитник.
Любава молчала. Она и сама так думала.
Впереди опять мелькнул тусклый свет. Едва под крышу зайти успели – сверкнула молния и хлынул дождь стеной.
– Хорошо, – дядьСтас огладил седую щетину. – Все, как надо… Пойдем, Любава. Чай на столе, а кот на печке место тебе охраняет. Небось, натряслась в вагоне, разнервничалась. Пойдем.
И она зашла в просторную комнату с настоящей печкой и самоваром.
***
«Вернулась… »
Опять этот голос! Ломается и дрожит от радостного волнения. Шепчет в самое ухо, как будто незнакомец совсем рядом.
«Вернулась ко мне ».
Любава очень хотела открыть глаза. Попытаться рассмотреть лицо того, кто столько времени тревожил ее грёзы, но нет… никак! Ей оставались только ощущение глупой радости и неверия.
«Хочу тебя видеть, единственная. Запах твой вдохнуть, к груди прижать. Так хочу – сердце немеет… »
Запах? Это кажется странным. Она потянулась вперёд, чтобы коснуться ночного гостя, и пальцы утонули в густой шерсти… Что?!
Любава распахнула глаза.
Под рукой мурчала и жмурилась кошка, требуя чтобы её ещё немного погладили. А, вот откуда про шерсть… приснится же.
Сев на печи,