– Я сказала: «Фу»! – еще громче рявкнула я.
Видимо, пес некогда был охотничьим, потому как ослушаться второй раз он не решился, а несмело отбежал на расстояние. Я стала выжидать. Не верилось, чтобы собака вот так брехала в пустоту. Может, там кто мелкий притаился? Вдруг горемычные охотнички какого подранка мне сюда загнали. А чего? Заберу тушу, да посыплю землю вокруг перечной травой. У меня ее высушенной в избытке. Я по лету на тракт выхожу да торгую специей этой перемолотой. Так что запасов с избытком.
Заскочив в дом, вытащила из кладовки пузатый бочонок с сушеной перетертой травой, да обратно, пока кто до моей добычи не добрался.
Выскочив наружу, обнаружила у крыльца замершего в нерешительности пса.
– А ну, домой марш, – скомандовала я, – нарисуются барины со своей псарней, так и растерзают тебя, задохлика, потехи ради. С них, дураков, станется. Домой пошел, в будку!
Пес опустил голову, еще раз глянул на заросли за моим огородом, и потрусил куда сказали. Умная собака!
Сойдя с крыльца, пошла проверять, кто же у меня там притаился. Заяц, косуля – мое воображение перебирало варианты, а бы не кабанчик, с ним могу не сладить. Прижимая к себе бочонок, заглянула за густую поросль сосенок и обомлела, забыв как дышать от страха.
Огромный медведь подранок.
Что же я сюда сунулась, дурная. Словно решив меня, бедную трусиху, совсем добить, рядом разнесся тяжелый звук горна.
Ну, уж нет. Животное лежало не шевелясь. Совсем загнали царя лесного. Хотя, рана у него на боку рванная была, словно в схватке какой поучаствовал. Видимо, где территорию косолапые не поделили, а тут охотники как назло.
И что делать?
Я еще раз глянула на зверя страшного. Хотел бы или мог кинуться на меня – уже бы растерзал. Такая жалость меня пробрала. Погубят же. Спасать его нужно. Пусть уж помрет достойно. Знаю я, что эти охотнички с ним сделают, коли найдут. В этом тайны нет никакой. Травить псин своих, дурных, станут. Мучить, терзать зверя.
Неправильно это!
Да и видят все духи лесные. Не укроется от них зверство такое. Открыв крышку бочонка и отойдя от тяжело дышащего зверя на приличное расстояние, я спешно осыпала его по кругу перечной травой. Это намертво нюх у любой собаки отобьет.
Распылив практически половину бочонка и сама уделавшись в специи вся, я рискнула снова приблизиться к зверю. Зачем? Сама не понимала. Дикий зверь опасен стократ. А уж медведь тем более. Но тянуло меня к нему, будто кто ниточку незримую завязал и притягивает.
Выглянув из-за кустов, проверила, жив ли подранок. Дышал тяжело, но ровно. Приблизившись на шажок, присела и заглянула в мудрые глаза цвета темного меда.
– Лежи, Мишенька, не найдут тебя здесь. Я им весь нюх сбила, – тихо заговорила я, – а как оклемаешься, так ступай в лес домой, в места укромные, да в берлогу залегай. Зима уж на носу, приличные медведи по лесу не шастают.
Зверь навострил уши и принюхался, а потом издал странный звук, словно