– Господи! Ниспошли мне смирения. Не позволь опуститься до гнева и злобы. Благослови, Господи, деяния мои и избави от мыслей дурных, – обессиленно прошептав, Анна без сил упала на подушку и провалилась в глубокий сон.
Собрав полную корзину окровавленных бинтов, Анна подхватила её и направилась в прачечную.
– Сестричка, – слабо окликнул её пожилой мужчина с перевязанной головой.
– Вам что-то нужно? – взволнованно спросила Анна, присев у кровати, и потрогала пульс у больного.
– Письмо там, в гимнастёрке. Не откажи. Отправь по адресу. – Слова давались мужчине с трудом, он то и дело прикрывал глаза и из последних сил хватал Анну за руку.
Анна кивнула и достала из кармана висящей на спинке стула гимнастёрки сложенный конверт.
– Дочь моя в Одессе, совсем одна. Не переживала чтоб.
– Хорошо, сегодня отправлю, да и вы сами скоро поправитесь и поедете домой, победа скоро, – улыбнулась Анна, убирая в карман передника письмо.
– Спасибо, сестричка.
Анна вновь подхватила корзину с бельём и, помедлив секунду, обернулась к лежащему солдату:
– Вы подполковника Горина Алексея Константиновича не знаете, встречали, может? – волнуясь, спросила она.
Мужчина слабо покачал головой:
– Нет, не приходилось. Муж?
– Жених.
– Не знаю такого, сестричка. Да и полковников-то с осени 1918-го отменили. Капитана ищи.
Стараясь не шуметь, Анна вышла из палаты и, тихонечко притворив дверь, прислонилась лбом к стене. Стена была серой, с облупившейся штукатуркой и выжженной папиросой надписью. Надпись была старой, Анна провела пальцем по буквам. Кто-то когда-то выжег на этой стене имя любимой женщины.
По коридору то и дело сновали люди. Госпиталь совершенно не был похож на тот, где когда-то лежал её брат Петя, где когда-то она вновь встретила Алексея. Но что-то подсказывало девушке, что именно война и именно госпиталь сведут вновь её с любимым.
– Анна Васильевна!
Девушка вздрогнула и резко обернулась: она на время вернулась в 1916 год, в госпиталь профессора Свешникова, и именно так тогда её окликнул Алексей.
– Вам нехорошо, голубушка? – К ней приблизился врач Негорский Михаил Евгеньевич, 35-летний высокий красавец с тёмной шикарной шевелюрой и пикантными усиками над чувственными губами. По нему сходила с ума половина женского населения города. Но стоило кому-то из кокетливых дам заглянуть в глаза, спрятанные за тонкими стёклами очков, как они тут же капитулировали и в замешательстве прятали взгляд. Анна впервые тоже оторопела, встретившись взглядом