– Привет, мам, – отвечаю я по пути на кухню за йогуртом.
– Прошло два дня, а от тебя ни звонка.
– Была занята. Я и Кристи-то нечасто звонила.
– По-твоему, меня это должно утешить?
– Да. Я звоню ей каждый день утром и вечером.
Молчание. Я виню ее и из-за этого веду себя как сволочь. Мама прекрасно понимает, что отстранилась от меня с тех пор, как в ее жизни случилось затишье.
– Как там дела?
– Все нормально.
– Ты же помнишь, как я ненавижу это слово.
– Как и следовало ожидать, Роман безучастный. Я всерьез не понимаю, что ты в нем нашла.
– Это было давным-давно. В другой жизни. – У нее безрадостный голос, и мне любопытно, удастся ли узнать, каким чудом я появилась на свет.
– Вы совсем, совершенно непохожи. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. – Я слышу улыбку в ее голосе.
– Ой, заткнись.
Мы смеемся, а когда успокаиваемся, ее затянувшееся молчание вынуждает меня нервничать.
– Мам, с тобой все хорошо?
– Он говорит обо мне?
– Нет. Мы даже погоду не обсуждаем. А что?
– Просто не хочется, чтобы он рассказывал обо мне плохое.
– А я ему все равно не поверю. Это не он меня растил.
Слышу, как мама вздыхает.
– Наверное, это меня утешает.
– Ты точно в порядке?
– Да. Мне невыносимо, что ты уехала. Я как будто тебя подвела.
– Ты имеешь полное право на передышку. Со всеми случается время от времени, согласна?
– Ты права. Но если тебе там нестерпимо…
– Нет. Я живу отшельницей. Как будто оказалась на курорте, где нет обслуживающего персонала. Справлюсь.
– Уверена?
«Ради тебя смогу», – вот что хочется сказать.
– Уверена.
– Люблю тебя, ребенок.
Глава 11
Первые две недели на заводе проходят вполне терпимо благодаря моему супервайзеру и удлиненным перерывам, которые он мне предоставляет. И все же, проходя мимо коллег, я слышу, как они шепчутся за моей спиной, да и невозможно не заметить презрительные усмешки одной женской компании, которая, скорее всего, ненавидит меня из-за моей фамилии. Одна из этих женщин, красивая латиноамериканка по имени Вивика, постоянно пялится на меня так, словно дни мои сочтены. Видимо, новость, что я дочь владельца, быстро разлетелась по заводу, потому как все чаще мои улыбки остаются без ответа.
Я, как прирожденная пацифистка, пытаюсь этого не замечать, подставить другую щеку и пригнуть голову. Если до этого момента я не сравнивала работу на заводе с судебным приговором, то теперь у меня появились все основания так считать. Шон тоже замечает эти взгляды, но никто не задает ему вопросов, когда он уводит меня из цеха. Хоть Мелинда и не выражает вслух свое неодобрение, все же не гнушается с подозрением на меня поглядывать, когда я ухожу с нашего рабочего места. Впрочем,