Все это время, пока Икар говорил, он смотрел в окно на носившиеся среди мерцающих колонн искрящиеся дроны, и не обратил внимание, что глаза Энсемьпятьтриноля раскрылись еще шире, так широко, как еще ни разу не раскрывались. И когда он снова к ней повернулся – она уже не показалась ему такой красивой.
– Что такое? – спросил Икар, чувствуя, как пересохло у него во рту.
– Близнец? – кривясь спросила Энсемьпятьтриноля, и на этот раз это был явный вопрос. – Ты сказал близнец?
Икар растерялся, в голову ударила кровь, мысли забегали и засуетились так, словно он попался на чем-то нехорошем, и этот её безумный взгляд: с удивлением, с сомнением, с чувством нависшего над ней предательства, со страхом. К счастью, за окном мелькнул пятнистый бок такси. Значит, у нее всего пара минут, чтобы собраться и уйти, иначе ей упадёт штраф и понижение приоритета, на это она не пойдёт. Но этот ее пронизывающий взгляд, которым она начала стрелять по Икару, забираясь в самые непрозрачные уголки, и поднимая со дна памяти все, какие у нее были воспоминания о нем, поднимая для повторного осмотра и разбора… сейчас она начнет анализировать всё, что про него успела узнать, все их встречи, все его слова, его жесты, взгляды, движения, – всё, вообще всё… Икар жутко боялся, что рано или поздно это произойдет, и тогда он попадётся ей на своём вранье. Она его раскусит. Разгадает обязательно – и тогда… что будет тогда, он не знал. Женщина бросается на загадку, словно изголодавшийся хищник на беспомощную добычу, но всякий раз поступает с ней по-разному. А как бы ему хотелось снова ее увидеть, снова потрогать, погладить… полюбить её.
– Близнец, – повторила она страшным голосом, пятясь от него к лежавшей на кровати сумочке. – Иван?!
Теперь она рассматривала его целиком, с ног до головы, и Икару показалось, что он стоит перед ней не просто голый, но даже без шерсти и без кожи. Энсемьпятьтриноля схватила сумочку и медленно, словно плывя во сне, направилась к причальной платформе.
Ну же… не тормози, молил ее Икар, садись в такси и забудь, потом будет проще, напишу, что оговорился… придумаю что-нибудь… что-нибудь точно придумаю…
Энсемьпятьтриноля прошла к платформе… дверь перед ней открылась, она шагнула в салон, и обернувшись, с отвращением спросила, словно обо всем уже догадалась:
– Кто ты?
Её лицо покрывала тень. Икар похолодел. Дверь закрылась. Такси медленно отползло от причала, и, набирая скорость, полетело прочь. Он проводил его взглядом, опустил внешнюю заслонку и разбито поплёлся в ванную. На миг ему показалось, что в её взгляде было прощение, понимание того, зачем он это делает, и истинной причины его наивной безобидности, но как знать… Никогда нельзя быть уверенным в том, что говорят женщины, и о чем они думают. Они и сами, пожалуй, этого не знают.
Он встал перед зеркалом, вздохнул, провел рукой по вибриссам, приподнял небольшие мохнатые ушки, почти такие же шерстяные и бархатные, как и у Энсемьпятьтриноля, и произнёс с какой-то горькой, протестующей гордостью:
– Я – человек.
276 –