Довольный собой, он потянул за бронзовую ручку громоздкой входной двери и едва не поскользнулся на полу так, что клок зализанных назад волос встал дыбом. С раскрасневшимися от неловкости щеками и с деловой улыбкой мужчина поправил узел галстука и вошел в здание департамента.
Его внешний вид говорил о том, что подготовка к этому дню шла тщательным образом: начищенные черные ботинки отражали абсолютно все потолочные лампы; стрелки на брюках были настолько ровно выглажены, что по ним можно было рассказывать аксиому о параллельных прямых; рубашка, выглядывавшая из под пиджака, слепила своей белизной; пиджак был под стать брюкам – ни одной ненужной складочки. Вздыбленный клок волос не спешил на место и по-прежнему смешно торчал.
Путь мужчине преградил пожилой охранник, именуемый в департаменте Петровичем. Он приметил незнакомца еще у входа.
– Вы к кому? – очень важным и строгим тоном спросил конвоир.
– Я? Я здесь работаю. – попытался уверенно, не теряя чувства собственного достоинства, ответить вошедший.
– Что-то я вас раньше здесь не видел, поэтому предъявите пропуск! – показав серьезность своих намерений, продолжал охранник.
– Но я только первый день сегодня тут. Вас должны были предупредить!
– Назовите вашу фамилию, я проверю по журналу.
– Эдуард Иванович Солнышкин! – раздраженно, с неким снобизмом заявил мужчина.
Пожилой охранник не торопясь надел очки, открыл журнал на какой-то, видимо, нужной странице, стал водить пальцем вверх и вниз.
– Никаких Солнцевых тут не записано, пустить не могу!
– Что значит не могу?! – почти рассвирепев, но сдерживаясь из последних сил, выкрикнул мужчина, – Во-первых, не Солнцев, а Солнышкин, а во-вторых, посмотрите еще раз! Видно же было, что вы не тщательно ищете!
Петрович нехотя, с громким «эх!», но все же просмотрел страницу журнала еще раз.
– Говорю же, что ни Солнышкины, ни Солнцевы к пропуску не допущены! – уже грозно сообщил Эдуарду Ивановичу охранник.
– Петрович, ты чего кричишь с утра пораньше? – из-за спины Солнышкина раздался взрослый басистый мужской голос человека, который только что вошел в департамент с улицы.
– Да вот, работаю, а тут нарушители. Вот и приходится…
Внимательно осмотрев Эдуарда с ног до головы, мужчина поинтересовался:
– Вы к кому изволите?
– Я Эдуард Иванович Солнышкин, – с надеждой в глазах ответил Эдуард, – пришел на работу в департамент. Сегодня первый раз.
– Аааа, Эдуард Иванович, – громко на весь холл заявил мужчина.– Это, значит, за вас просил похлопотать ваш папа, он же мой давний армейский приятель Ваня Солнышкин?
Эдуард замер с неловкой улыбкой на лице и испариной на лбу.
– А что ж ты сегодня-то пришел? Отец просил взять тебя с первого числа следующего месяца. Стало быть, гулять тебе еще неделю. Меня зовут Кирилл Константинович Новенький, я руководитель департамента городского хозяйства. – перейдя на ты, представился чиновник.
– Очень приятно! Так мне приходить через неделю? – спросил Солнышкин.
– А как же! Приходи! Только раз уж ты пришел сегодня, получи пропуск, чтобы в следующий раз Петрович тебя не заругал, – уходя, басил Новенький.
Эдуард раскрыл рот, чтобы уточнить про пропуск, но не успел ничего сказать. Кирилл Константинович повернулся спиной и стал удаляться. Говорить в спину Солнышкин не решился.
– Петрович, подскажите, как мне получить пропуск? – молодой человек подхалимным голосом спросил у стража порядка.
– Во-первых, я не Петрович, – с сарказмом начал свою речь Петрович, – во-вторых, меня зовут Валентин Валентинович, в-третьих, Петрович – это прозвище, и так ко мне обращается начальство, а не всякие хлюпики-сыночки.
Почувствовав свое превосходство, Петрович все же помог Солнышкину получить пропуск и распрощался с ним на неделю.
Спустя неделю, забыв прошлую неловкость, Солнышкин пришел на службу. Контрольно-пропускной пункт в этот раз был пройден совершенно законно.
Кабинет Эдуарда Ивановича был очень маленьким. В него вмещались три деревянных стола, два шкафа с документами, разложенными в картонные папки на завязках, несколько стульев. Подоконник был заставлен комнатными цветами и пластиковыми бутылками с водой. В целом, создавалось впечатление небрежности и неухоженности, словом, ни капли лоска.
Эдуард сильно огорчился, когда впервые вошел в кабинет. Но важности в нем прибавилось, как только он поставил на свой стол стакан с надписью «Для чая и кофе» – с одной стороны, «Пей и думай о великом» – с другой. Прочитав незамысловатые послания, Солнышкин стал хихикать себе