Выглянув в окно и покосившись осторожно вниз, Лунара прикидывала, есть ли смысл прыгать. Расстояние до земли оказалось намного выше, чем представлялось на улице, когда она осматривала дом снаружи. Внутренний голос начинал пилить изнутри, самобичевание сейчас было вовсе не к месту, но «внутреннее я» – самый капризный ребёнок и самый жестокий наставник. Как так можно было – просто выдать себя, на эмоциях выбежать из дома на водопой. А будь она ответственнее, она бы запаслась водой со вчерашнего дня, а сегодня в снегопад ей не пришлось бы бежать к колодцу. Ведь ей сейчас как никогда ранее нужно быть тише воды ниже травы. Да и что мешало просто зачерпнуть из колодца и бежать назад в дом? «О чём я только думала, оставаясь там, смакуя глотки? Что совершенно одна и никто меня не заметит? – в глубине души ругая себя всевозможными словами, она продолжала стоять у окна, вжимаясь в стену. – О, боже, ну и дура!».
Человеческая глупость – это бесконечный источник поиска приключений и, как следствие, неприятностей.
«Аламия, сама того не подозревая, имела на руках подлинный чертёж с указанием портала-перехода в иные миры. Часть общего рисунка с указанием ближайшего места для перехода по счастливой случайности попали ко мне. Клочок картонной бумаги, мятый и изрисованный руками сумасшедшего, как все полагали, оказался самой настоящей картой. Выходит, Стэнли и вовсе не был ненормальным. Скорее наоборот, он был умнее многих в его окружении, кто даже не смел предположить, что где-то там за границами их сознания происходят неподвластные объяснению события. Вместо того, чтобы просто следовать общепринятой схеме поиска пропавших, схеме, которой слепо доверяет каждый из поисково-сыскного отряда уже столько лет, только он единственный посмел заявить, что она не работает и нужно искать другие пути. Разумеется, никто его не стал слушать. Чокнутыми оказались все вокруг него… Был ли он сам когда-либо здесь, в этом доме? Раз он отметил его на карте, стало быть, он вполне мог бывать тут раньше. Откуда ещё он мог знать?» Прерывать саму себя в своих размышлениях она не любила, но предаваться подобным лирическим отступлениям сейчас не самое лучшее время.
Мысли настолько увлекли, что Лунара не сразу заметила как все звуки стихли. Ни единого шороха, только собственное сердцебиение. Барабанные перепонки хлёстко пульсировали гулким эхом сердца в ушах. Прислонившееся к оконной раме напряжённое тело было неподвижным. Покоящийся на плечах капюшон поспешно был закинут на голову, словно это могло как-то спасти. И вновь дикий страх. Всеобъемлющий и пожирающий. Страх, который испытывают перед неизбежным и неизвестным. Ужасный испуг, ввергающий в оцепенение, когда хочется забиться куда-нибудь в угол и стать невидимым.
Лежащий на полу старый неотёсанный брусок, когда-то служивший оконной рамой, теперь находился в слабых трясущихся