В том же самом направлении действует и нынешний партийный режим. Мы не раз говорили и писали, что самодержавие аппарата, деморализуя руководящий слой Коминтерна, принижая и обезличивая передовых рабочих, дробя и коверкая революционные характеры, неизбежно ослабляет пролетарский авангард пред лицом врага. Кто покорно склоняет голову пред каждым указом сверху, тот никуда не годный революционный борец!
Центристы-чиновники были зиновьевцами при Зиновьеве, бухаринцами при Бухарине, сталинцами и молотовцами, когда наступило время Сталина и Молотова. Они склоняли головы даже перед Мануильскими, Куусиненами и Лозовскими. Они повторяли в каждый из пройденных этапов слова, интонации и мимику очередного «вождя», они по команде отказывались сегодня от того, в чем клялись вчера, и, заложив два пальца в рот, свистали тому отставному начальнику, которого вчера носили на руках. В этом гибельном режиме выхолащивается революционное мужество, опустошается теоретическое сознание, размягчаются позвоночники. Только бюрократы, прошедшие зиновьевско-сталинскую школу, могли с такой легкостью подменить пролетарскую революцию народной революцией и, объявив большевиков-ленинцев ренегатами, поднять на плечах шовинистов типа Шерингера.
Дело коммунистической партии Шерингеры и Стенбок-Ферморы милостиво рассматривают как прямое продолжение гогенцоллернской войны. Жертвы подлейшей империалистической бойни для них остаются героями, павшими за свободу германского народа. Новую войну за Эльзас—Лотарингию и за Восточную Пруссию они готовы назвать «революционной» войной. Они согласны принять – пока что на словах – «народную революцию», если она может послужить средством мобилизации рабочих для их «революционной» войны. Вся их программа – в идее реванша: если завтра им покажется, что той же цели можно достигнуть другим путем, они будут стрелять революционным пролетариям в спину. Не замалчивать это надо, а разоблачать. Не усыплять бдительность рабочих, а пробуждать. Как же поступает партия?
В коммунистической «Фанфаре» от 1 августа, в самый разгар агитации за красный референдум, рядом с портретом Шерингера печатается одно из его новых