– Ивину Александру Александровичу.
Признаюсь честно, это имя мне ни о чём не сказало. Хотя по всему внешнему виду Лили должно было.
– Кто это?
– Ну да… Откуда тебе знать, – в голосе девушки появилась странная злость. Не яростная и дерзкая, а какая-то придавленная, отдающая горечью. – Просто хороший человек.
– И за что же сидит этот хороший человек?
– За убийство.
В горле у меня похолодело, внутри всё стянуло тугим узлом. Выдохнув через нос, сняла очки и закрыла глаза.
Убийство.
Теперь понятно всю ярость Серёги. Это он ещё особо не разошёлся.
Серёга…
Протяжно вздохнула и решилась продолжить беседу.
– Убийцы все такие хорошие, или это только он такой замечательный?
Лиля взбешенно дёрнулась и крутанула руль влево, автомобиль зашуршал шинами, нас легонько тряхануло. Секунда, и мы вылетели бы в кювет. Но девушка справилась с управлением. Тяжело дыша, она сжимала руль, гневно сверкая глазами.
– Он никого не убивал. Это я убила. А посадили его.
Вот тут у меня все внутренности заледенели, даже ноги перестала чувствовать. Не знаю, что ощущают другие люди рядом с убийцами, но у меня уже поджилки тряслись. Если человек убил, он уже перешёл грань. Перешёл раз, перейдёт и во второй. Это только в фильмах герои бахвалятся, скалясь в лицо смерти. А я вот сейчас очень жалела, что у меня нет подгузника. Меня прямо-таки охватило непреодолимое желание сходить в туалет. И не раз.
– Романтично… – мой нечаянный сарказм пришёлся не к месту.
– Ты действительно дура или только прикидываешься?
– Нет. Мне страшно. Настолько, что я сейчас описаюсь от страха.
Лиля разочарованно посмотрела на меня и тяжко выдохнула. Она не стала тормозить, чтобы выпустить меня в ближайшие кустики.
– Это просто реакция организма. Расслабься. На самом деле не описаешься. Это только так кажется.
– Тебе легко говорить.
– Я просидела на цепи семь лет. Поверь, я знаю, о чём говорю, – голос Лили задрожал, и я невольно замолкла.
– На цепи?
– Это не метафора. Хотя сколько именно я сидела на цепи не помню, а вот в рабстве провела действительно семь лет.
Не знаю почему, но сейчас я ей поверила. Страх, злость нашёптывали совершенно другое, но сердце твердило об обратном. Именно это чувство позволяло видеть мне мир по-иному. Я верила Маше, верила Юле. Верила Серёге. Теперь вот и Лиле верю.
– Это… ужасно, – я с трудом подобрала слова, чтобы выразить всё, что чувствую.
– А Сергей мне не поверил. Думал, что я таким образом выгораживаю своего благодетеля. Хочу отмазать его от тюрьмы.
Серёга. Он тот ещё упёртый баран. Что в голову втемяшится и долотом недостанешь.
– Но ты не пыталась? – с лёгкостью перешла на «ты», чувствуя, что снова буду погружаться в чей-то мир воспоминаний. И в этот раз розовых пони и единорогов там не будет.
– Нет. Поэтому пытаюсь