– Да должна была, она ж к этому часу уже всегда полностью управится. И готовит она только после того, как дела сделает.
– И огород полила?
– А огород я полила, и еще кур загнать успела!
Папка улыбается и чешет усы. Закасывает рукава рубахи и достает сухой хлеб из бочки. Разламывает, кидает в ведро, туда же выдавливает сваренную в мундирах картошку, заливает водой, перемешивает и идет в стайку. Мне почему-то всегда нравится наблюдать, как папка налаживает поросятам корма. Аппетитно так выглядит, ну сама бы поела!
Один раз даже попробовала, лет в семь. Папка наладил в ведре еды да побежал чужих гусей со двора выгонять. Баб Нюрины гуси тогда постоянно к нам забредали – и в огород прямиком, капусту ощипывать! Сейчас-то уже баб Нюра всех гусей перерубила, больная стала, не по силам ей скот держать, а тогда папка все за ними с метлой бегал. Ну и в тот раз побежал, а я быстренько к ведру, картошку с хлебом оттуда вынимаю – и в рот.
А вот что дальше было – убейте, не помню! Вроде мамка заметила и ругаться начала. На папку, кажется, накричала, что без присмотра ребенка оставил. Но все это так… размыто, будто во сне. Удивляться остается: почему про хлеб я помню ярко, а про мамку с папкой – нет? До чего необычная вещь – память… Видно, только самое хорошее сохраняет, а плохое – стирает, чтобы человек не мучился.
И вот бреду я в избу. На крыльце останавливаюсь, отряхиваю юбку от мха да травы, вздыхаю и вхожу в дом.
А драниками уже вовсю пахнет! Братка за столом сидит и за обе щеки уплетает, только пальцы в сметане измазаны. Никита на табуретке качается и наблюдает за накрытой стаканом мухой. А мамка за компотом смотрит.
Меня увидела, уперла руки в холщовый фартук и начала:
– Здрассте, кто заявился! Всю пыль на бане понасобирали, или еще осталась? Нет, вы гляньте, гляньте на нее, всю спидницю изнахратила! Где вы только такую грязищу там нашли?! Иди быстро руки мой да за стол садись! А друг-товарищ твой где?
Я подскакиваю к умывальнику и плещу воду себе на ладони.
– Лучше мой! В грязюке там валялись…
– А лучше не могу. Тут таз уже полный, почти через край бежит. Надо папку подождать, пусть вынесет и выльет.
– Зачем ждать? – утирая масляный рот, говорит братка. – Я сам сейчас вынесу, вот только поем.
Мамка вздыхает, снимает кастрюлю с компотом с печи и черпаком разливает по стаканам. Усаживается за стол сама и вздыхает:
– Да ты и так нам столько помогаешь. Работящий, весь дом на тебе, считай, держится. Молодец, сразу видно – мужчина крепнет. Пока папка на работе, он и дров наколет, и воды наберет, и забор залатает, и баню растопит… Вер, так где этот тунеядец? Опять потерялся?
– А он поросят кормить пошел, – я сажусь рядом с мамкой и вгрызаюсь в теплый драник. Нет, вкуснее нее все-таки готовить не умеет никто! Такие толстые, жирные, аж масло по рукам течет, а сами во рту тают!
– Каких поросят?! – вскакивает мамка. – Я ж их только накормила! Он же весь хлеб сейчас истратит! Ну нет