За три истории до Летописи. Александра Пушкина

со стоящими в глазах слезами, пыталась ободрить друга, но Тофа это только раздражало. Ной же потупился, сжав губы. Сочувствовать он не умел, и, видимо, интуитивно чувствовал, что с его стороны это будет выглядеть снисхождением счастливого человека. Но по тому, как побледнело лицо друга, Тоф понял, что ему тоже небезразлично горе семьи Рока.

      – Я сегодня спросил отца, нельзя ли вызвать к нам подмогу с Перекрёстка… – произнёс невпопад Ной. – Но он сказал, что это невозможно, и что я должен бы уже об этом знать.

      – Перекрёсток, это другой мир, с которым связывается Привратник? – отстранённо уточнил Тоф.

      – Угу.

      – А почему… нельзя? – Рута обернулась к брату.

      – Потому что для перемещения человека нужно создать временной и пространственный карман, в котором есть… дырка. А потом этой дыркой перевернуть к своему миру. Это знаешь, сколько сил отнимает? Папа прав, конечно, это я – дурак.

      – Это ты сам про карман придумал? – заинтересовалась сестра.

      – Куда мне, – вздохнул Ной, – отец рассказал, когда я не мог понять.

      – Хорошо бы эту ледяную тварь в карман засунуть, и отправить в другой мир, – зло бросил Тоф.

      Воцарилось молчание, прерываемое гулким плеском воды о причал, пронзительными воплями чаек и окриками доковых рабочих.

      – Ну… это, наверное, можно, – произнёс, наконец, Ной. – Только подобраться как-то нужно….

      – Тебя к ней даже близко не подпустят, – невесело усмехнулся Тоф. – Ты же Привратник. Да и вообще, к ней не смогли подойти лучшие маги Фора и опытные военные.

      – Слушай, может, хватит мне про эту повязку хренову напоминать?! – взъелся Ной. – Я что ли её себе напялил? И отца не взяли тоже не потому, что он сам захотел! Я бы лучше, как ты…, как все!

      – А я рада, что папа жив, – опустила голову Рута.

      От её честности запершило в горле.

      – Ладно, извини, – буркнул Тоф. – Вы, правда, не виноваты.

      – Вот возьму, и выйду ей навстречу. Сам! – продолжал бушевать Ной. – И отправлю её на Перекрёсток! Мне тогда никто не посмеет сказать, что я трус!

      – Да никто тебе и не говорит, что ты трус, – как можно мягче произнёс Тоффин. – Просто, ты ведь и правда, важен для города. Если бы я мог запихнуть эту тётку в другой мир, я бы сам пошёл. Прикинулся перебежчиком, и пошёл.