– Красота – страшная сила!
– Страшная-страшная, – согласилась я. – Знаешь, какой у меня теперь отработанный удар левой? – И я выразительно помахала кулаком прямо перед ее лицом. Через пару дней в колледж приехала посылка с чудо-кремом от госпожи Дианы. Прыщи у меня прошли. А поклонник, о котором мне взахлеб рассказывала Элизабет, оказался выдумкой. Враль из Лиззи был никакой. А все потому, что вымышленный страстный мужчина ее мечты никак не мог определиться с собственным именем. Каждый раз представлялся по-разному.
Мы исправно учились, Элизабет потому, что не могла разочаровать отца, я так просто от скуки, а вернее от тоски. С каждым годом наш лес снился мне все чаще и чаще. Доходило до того, что, просыпаясь, я долго не могла определиться, где сон, где явь. Густой воздух, наполненный ароматом шишек и преющих игл, грибов и ягод. Барабанная дробь дятла, звук ломающихся от медвежьих лап веток и солнце, проникающее сквозь кроны деревьев, – все это я ощущала каждой клеточкой тела. Иногда даже чесалась, будто бы искусанная вездесущими мошками.
На уроках истории мы дошли до Эдинбурга. Наш лес значился на карте Валлийской империи как геомагнитная аномалия. Хорошо известный мне как жителю провинции факт. На территории Эдинбурга редкая техника не выходила из строя. Навигация так не работала в принципе, а компас крутился в разные стороны, как пьяный.
И еще мы были в составе империи на особом положении – практически автономны. Наиболее интересным было то, что у Эдинбурга фактически не было хозяина. А были только мы – Бонки. Лесники.
Наши денежные проблемы по-прежнему были неразрешимы, однако родители находили возможность выбраться из Эдинбурга до ближайшего городка соседней провинции – Серебряных Рудников. Там был телефон, и они звонили раз в несколько месяцев. Поочередно. Мама, папа, а потом и Ральф с Рэндольфом.
До окончания колледжа я еще трижды гостила в семействе Холд. Ничего не менялось в поместье, тот же пруд, чудесная госпожа Диана, вечное отсутствие хозяина дома (в эти визиты я его не видела), те же слуги, никаких новых лиц, разве что тихий Никки становился год от года выше ростом. Наверное, пошел в отца. Он отрастил длинную челку и теперь ходил, занавесив лицо. Разглядеть, на кого он походил тогда больше, на отца или мать, было невозможно.
Несмотря на то что семья была далеко, я не чувствовала себя несчастной. Мама Лиззи приняла меня как родную и искренне заботилась. Я привязалась к семейству Холд, забывая о том, что без господина Николаса они семьей не являлись. Никки не заговорил, напротив, редкие слова перестали срываться с его губ. Мальчик окончательно замкнулся.
И только перед тем, как ему должно было исполниться четырнадцать, когда встал вопрос о дальнейшем обучении младшего из Холдов, мы узнали его диагноз.
Никки был гением.
Незадолго до Рождества госпожа Диана позвонила