– Козлом прыгающим.
– Скажешь ты, козлом прыгающим. Планы у меня были стоящие.
– А у нас всегда планы хоть куда, а на деле одна ерунда.
– Ну! Стихами заговорил. Сбренчи, Рустам, на дорожку что-нибудь стоящее.
Сержант Садыков вынул из чехла семиструнку, подкрутил барашки и, всей пятерней ударив по струнам, хрипловатым голосом под Высоцкого запел:
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигает…
– Здесь раньше вставала земля на дыбы, – подхватили Дектярев и Миша Ларин.
Подполковник Кузнецов взволнованно замер, слушая слова песни. Столь ясно прорезались в памяти шумные московские улицы восьмидесятого года. Он был в отпуске, угодил на московскую Олимпиаду и совершенно случайно проходил 25 июля по той улице… Кто-то снимал чьи-то похороны, потом он узнал – датчане. Из дома вынесли гроб, и он услышал чей-то шёпот: «Всех кинооператоров послали на Олимпиаду, а Высоцкого заграница снимает. Наши потом золотом заплатят за эти кадры. Ох уж эта простота – Россия!» Он протиснулся через толпу, увидел знакомые из кинореклам сумрачные лица знаменитых артистов, слёзы на глазах Михаила Ножкина. В осыпанном цветами гробу лежал действительно Владимир Высоцкий…
Десантники допели песню. Садыков последний раз провёл ладонью по струнам, прозвучал последний аккорд… Кузнецов встряхнулся и подошёл к группе солдат, окружавших Самошвили, прислушался к разговору, посмеиваясь, спросил:
– Кацо! Рассказываешь, как в прошлый раз немытым виноградом объелся? Надеюсь, сегодня не перебрал? Смотри, в воздухе и стульчик не поможет.
– А ведёрко? Ведёрко-то все равно есть, товарищ командир!
– Даст тебе Литвиненко ведёрко! Вылетишь в космос вместе со стульчиком и ведёрком в обнимку!
Грохнул взрыв смеха знавших историю о стульчике десантников. Афганец Ахмат оживлённо переводил последнюю фразу ухмыляющемуся товарищу. Любивший поесть, Кацо частенько «страдал животом». Сообразительный грузин смастерил удобный стульчик, на котором мог часами высиживать в туалете. В первую свою операцию он прихватил и стульчик, верно рассчитав, что ему он непременно пригодится в полёте. Разгневанный Литвиненко чуть было не выкинул в открытую дверь самого Самошвили вместе со стульчиком – так был возмущён независимой позой сидящего на своём стульчике грузина, но на его, Литвиненко, ведре. Теперь Кацо заранее высиживал положенное время в туалете, готовясь к предстоящим вылетам. Новый стульчик оставлял на базе, конфликтовать с Юрием он не хотел. Кузнецов поздоровался с афганцами.
– Опять вместе, Ахмат? А это кто?
– Хасан, работает со мной, стоящий парень. Да вы же его знаете! Помните операцию на Айлихеле, он тогда пулемёт подорвал?
– Да, такое не забывается… – «Начпо» протянул руку и второму, признав парня по зарубцованным меткам на лице, повернулся к Ахмату:
– Как