– Как всегда – обед и ничего больше, – сказал я ему. – Мне будет достаточно, чтобы составить впечатление.
А когда на веранду вошла третья девушка, я понял, что ошибся. Я вздрогнул внутри, хоть вряд ли она это заметила.
Эта девушка не была шлюхой. Не могла быть. Хоть все факты говорили именно об этом.
Высокая для женщины, выше моего плеча, что уже редкость. Очень худая, словно ее годами держали на голодном пайке. И бледная, как будто год просидела под землей. В белом изящном платье без всяких затей. Плечи и шея открыты, темно-русые с каштановым отливом волосы убраны наверх, и на шее быстро, нервно бьется маленькая жилка.
Черты лица тонкие, я бы даже сказал нежные: прямой и тонкий аккуратный нос, красиво изогнутые брови, разве что рот чуть-чуть великоват и выдает, что в ней нет аристократической крови. А само лицо… В форме сердечка – трогательно очерченное, немного детское.
Она была похожа скорее на ангела, на невесомое, легкое и нежное существо, а не на проститутку. Но главное… главное – ее эмоции. Они ударили в меня, затопили.
В них не было вожделения, желания прибрать к рукам могущественного мужчину. В них было другое.
Страх, много страха. Волнение, которое она почти не могла контролировать. И робкая надежда на что-то – я не мог уловить, на что.
Я незаметно выдохнул.
Уеду отсюда с ней или с пустыми руками.
Странное чувство – как будто тонкая едва ощутимая ниточка протянулась от меня к ней. Вряд ли девушка почувствовала это. Может быть, это жалость?
Осталось только понять, насколько обманчиво это ощущение. Если девушка скрывает под своим волнением и невинной внешностью коварное развратное сердце, то она отличная актриса. Такое мастерство даже заслуживает уважения. Но мне она не подойдет. Все, что требуется, – убедиться, что это не так.
Девушка была шлюхой. Страшно даже представить, сколько мужчин знало ее. Но это не вызывало чувства брезгливости. Она была шлюхой, но не была ею. Внутри этого странного существа ощущалось нечто чистое. Настолько чистое, что даже я, за десять миль обходивший раньше все, связанное с незаконными грязными делишками, казался себе испорченным и высокомерным.
Я должен был убедиться… Спросил ее прямо о том, как стала шлюхой. Двум другим я таких вопросов не задавал. Мне было все равно. С первых фраз я понимал, что они мне не подойдут, так какая разница.
Девушка врала в ответ. Вернее, не так. В ответ она боялась – сильно, отчаянно, с безнадежностью. И отвечала вроде бы правду, но явно что-то умалчивая. Уж отличить правду от лжи или полуправды я мог.
Можно было бы надавить на нее. Можно было прямо сейчас выяснить, что она скрывает. Но я… пожалел ее. Анна действительно стала шлюхой не от хорошей жизни. Это она рассказала честно, в этом я не увидел лжи. Но презирать ее за слабость я не мог.
Что я вообще знаю о жизни тех, кто не наделен огромным наследством