– Так это тыы что ли? Опяяять?
Страшно выпучив глаза, бабка переходит чуть ли не на рев. – Признала я тебя, аспид, как увидала морду твою бесовскую, так сразу же и узнала. Давненько тут, смотрю, ошиваешься. Всю сирень мне успел оболванить.
– Вы меня, видно, путаете с кем-то, бабуся, не имею чести…
– Ну да, спутай тебя – попробуй, ирода проклятого, коли ты вторую неделю, почитай, сирень мою кажный день чекрыжишь. Что твой козел в огороде. А вот как сейчас милицию позову…
– Ты, бабка, мыла объелась что ль с утра? – парень потеет, улыбка медленно сползает с его лица, уступая место если не испугу, то замешательству. – Я вообще случайно тут оказался, мимоходом. Ну подумай, что я у вас забыл, да притом каждый день еще?
– А-то сам будто бы не знаешь, чего забыл, – хитро скалится бабка, напирая грудью на врага. – Ленку с третьего подъезда забыл, вот чего. Сирень уже, почитай, всю обкорнал для лахудры своей. Только растительность, между прочим, не для ваших с ней амуров высажена. Деньги за нее, между прочим, были плочены, и немалые. Триста рубликов, помнится, у метро отдала, с пенсии-то.
– Я, я пойду, пожалуй, – неуверенно говорит резко побледневшая девушка и пятится назад. Глаза у нее становятся испуганными и влажными, голова прячется где-то между съежившимися хрупкими плечиками.
– Погоди! – умоляюще хватает ее за руку парень. – Я с тобой.
Но бабка с ловкостью дикой кошки снова встает у него на пути.
– Значит побоку Ленка теперь? Быстро, гляжу, у молодых энто дело нынче делается.
– Ты чего мелешь, старая, какая к лешему Ленка? – шипит на нее красный, точно пион, супостат.
– А такая Ленка, с животом которая, на нос который ей смотрит уж, забыл нешто?
– Оставь меня. Да пусти ты, тебе я говорю! – не выдерживает девица и едва сдерживая рыдания, пытается высвободить руку. Парень изо всех сил сопротивляется.
– Ты что, не видишь разве, какую чушь она несет? Она из ума же выжила! Кого ты слушаешь?
Девушка замирает, не то в сомнениях, не то в отчаянии. Обливший девушку контрастный душ, из радости, превратившейся за какую-то минуту в трагедию, делает ее тело ватной и безучастной. Она стоит, слабо шевеля губами.
– Это я-то чушь? Не верь ему дочка, не верь прохвосту энтому. У меня глаз – алмаз. Мимо оброненного в траве червонца не пройду. А вообще-то мне ваши с Ленкой шашни до лампочки, – продолжает бабка, вцепившись парню в рукав. – Это дело ваше, персональное, молодое. Ты мне за сирень лучше ответь.
Бабка смотрит на потрепанный куст сирени и, качая головой, причитает – Уже и цвет-то с нее сошел почти, а энтот все равно ходит тут, понимаешь, и ходит. У самого денег куры, поди, не клюют, а он все туда же, на дармовщинку перед девками своими хвост пушит, халявщик, тьфу!
– Ну что ты прицепилась-то ко мне, ведьма, а? – едва ли не рыдает парень. – За квартал теперь буду вас обходить, честно. Какого от меня тебе надо еще? Впрочем, постой, – воодушевляется он, вспомнив старый, как мир, метод. – Может так