– А вы отдыхали на Черном море?
Я призналась, что очень давно и только один раз.
Что это за вопросы? Но дело тут не в самом их смысле, а в той гипнотической тайной силе, которая передалась в их звучании. Так бывает во сне, когда приснившийся человек вдруг что-то говорит или спрашивает. Его слова приобретают особую важность, таинственность, которая потом бередит воображение, не дает покоя уму. С этой самой минуты я заразилась опасной болезнью грез; я поселила этот твой живой образ в своем воображении, и самое страшное, что я полностью уверена, что тот, с кем я общаюсь, это именно ты. Нет, может быть, все не так уж и страшно; правильней было бы сказать: я, общаясь с твоим образом, совершенно уверена в том, что когда-либо увижу тебя воочию и буду с тобой так же задушевно говорить и ты исполнишь заветные желания моего сердца.
Я засмотрелась на твой висок, волосы – и очнулась.
Я сижу на скамейке на детской площадке, ко мне направляется Настя. Сейчас они, по-видимому, пойдут домой, девочке нужно спать. Скучно. Через несколько минут подруга уйдет, и я буду вновь предоставлена сама себе. Полное одиночество. Кому я буду рассказывать, о чем мы говорили, как ты меня спрашивал о варенье и о Черном море? И потом, все будто уже подернуто дымкой… Запах города, гарь, выхлопные газы, сидящая рядом женщина развернула пахучую колбасу, ей, видно, так голодно, что не дотерпеть до дома.
Мне очень хочется обрести покой, счастье. Но я не вижу возможности обрести счастье в реальной жизни. Она пугает меня своей обыденностью, скукой, она враждебна мне. Мне кажется, я буду счастлива только с тобой, моим героем. Болезненная иллюзия, по мнению многих, но как мне с ней расстаться – не знаю, мне до смерти страшно остаться без своей мечты.
Я не знаю, но, кажется, именно с этой встречи, – а к моей фантазии я отношусь как к настоящей встрече, свиданию, – со мной стало происходить что-то особенное. Мать косится на меня зло, как будто она почуяла неладное, а я недоумеваю, что же в моем состоянии такого скверного. Я знаю, любовь может быть опасной, так, во всяком случае, всегда учила меня мать; но, во-первых, я уверена в своем благоразумии, а во-вторых, любовь-то особенная – ведь я общаюсь только с неким прекрасным образом.
В сарае, так я называю наш офис, как всегда, душно – никакие проветривания не помогают – и суетно. (Как сейчас все это стало на меня действовать…) Сергей Игоревич шастает туда-сюда, то ему нужна информация с Диминого компьютера, то нужно распечатать документацию, то платежку, то принять факс… Гоняет самого Димочку, недовольный, дергает меня, – уж эти его требования, – и так весь день, но если бы кто-то знал, как мне хочется остаться в покое и помечтать.
Через силу я делаю что-то, окружающее навевает тоску, в душе скука хмурого осеннего дня. В этом некрасиво признаваться, но даже мои сослуживцы, к которым раньше у меня были вполне дружеские чувства, Димочка и задавака Сергей