– Ну, – произнес он, садясь на лавку на крыльце против мужиков, – знаете, зачем вас сюда призвали?
– Не можем знать, – отвечали Лепюки, низко кланяясь.
– Ну, так вот зачем, – сказал капитан, улыбаясь, – слушайте!
– Слушаем, – произнесли братья.
– Господа хотят, чтобы вы отдали вашу сестру Мотруну за того цыгана, что поставил здесь кузницу, так им угодно и так должно быть.
Лепюки молча переглянулись, потом старший выступил вперед, отвесил новый поклон в землю и, крепко сжимая в руках баранью шапку, сказал:
– Мы, пан капитан, и не противились бы, коли такая панская воля, да одно есть большое препятствие.
– Какое? – крикнул капитан.
– Да как мы пойдем против воли покойника? Он не хотел и настрого нам наказал, чтобы не отдавали Мотруны за этого бродягу. Слово отцовское, – сын должен повиноваться, а не разбирать.
Капитан, всегда считавший нравственность необходимой для простого народа, но необязательной для себя, презрительно улыбнулся.
– Какое тут дело покойнику! – вскричал он. – Умер и царствие ему небесное, а вы делайте, что приказывают.
– Да как же, когда мы ему обещали?.. – возразил старший Лепюк.
– А с чего вы взяли обещать то, чего не властны исполнить? – закричал капитан, разгорячаясь. – Девка хочет идти за него, господа согласны и приказывают, а вы станете противиться!
– Мотруна не посмеет идти против воли отца, – возразил младший Лепюк.
– Молчать! – крикнул капитан, стуча трубкой. – Смеешь ты у меня рассуждать! Приказано, ваше дело исполнять господскую волю.
Братья переглянулись, немножко испуганные вспыльчивостью капитана.
– Но, – начал было старший.
– Без всяких но! Знать ничего не хочу, делайте, что вам велят. Давайте, что следует за Мотруной, и справляйте свадьбу.
Меньшой Лепюк смело поднял голову и сказал:
– Когда приказывают господа, мы противиться не можем, не о чем и рассуждать. Но для нас воля отца – святое дело, а он перед смертью сказал, что если Мотруна пойдет за цыгана, то она ему не дочь, а нам не сестра. Господа пускай делают, что хотят, а мы справлять свадьбы не будем и ничего ей не дадим, хоть вы нас наказывайте, как знаете.
Сказав это, Лепюк замолчал, а капитан, взбешенный неожиданным отпором, вскочил с лавки.
– Ты смеешь еще говорить, – закричал он, – смеешь противиться панской воле?! Вот погоди… Да ты знаешь ли, чем это пахнет?
Молодой Лепюк не дрогнул, в лице его не было ни малейшего признака боязни или смущения, он спокойно смотрел на пыхтевшего от гнева капитана, но в этом взоре высказывалось столько твердой, непоколебимой воли, что Гарасимович почувствовал себя побежденным и,