Иногда Зул терял своих людей, и это было неизбежно. И мне приходилось видеть и чувствовать его боль утраты. Поэтому, когда выяснилось, что я могу возвращать…
… моя жизнь изменилась безвозвратно.
Пройти туда – само по себе чудо, а вытащить обратно того, кто ушел не по своей воле – восьмое чудо света. При том, что первые семь – совсем не те, что признаны у людей.
Зул никому не говорил обо мне, иначе сложно представить, чем бы это кончилось. Он был уверен – подобные мне веды существуют, но о них также благоразумно молчат другие мировые Институты. И берег, как зеницу ока, хотя периодами у них случались стычки с отцом, а это папа меня еще не видел после «ходки» – забрал бы без разговоров!
Я вздохнула и активировала голограммы состояния структуры оболочки. Над кухонным столиком вспорхнул и засветился макет шарика, а под ним отобразились показатели и аналитика их динамики. Шарик уже давно не был ровным и круглым. Были в мире места, где пленки уже не существовало, и граница совпадала с уровнем земли. Иногда приходилось идти на крайние меры, потому что заделать бреши такой величины невозможно – эпицентры войн и массовых трагедий. В такие места мы не совались – для нас оно как бескислородное пространство.
Я заварила еще кофе и, глянув на часы, вернулась к отчетам.
На вверенной территории все было относительно ровно: тридцать разрывов разной степени силы за неделю, почти все – убийства. Не самый плохой показатель.
Изучение сводок и прогнозов меня успокаивало, как невротика успокаивает контроль. И, видимо, не только меня.
– Алиса, ты в Институте?
– Да, Зул Вальдемарович.
– Дуй домой! Отдыхать и собираться! – беззлобно напомнил босс.
– Хорошо…
– Максим Валерьевич внизу, бегом давай!
Так и подмывало спросить, в чем подвох. Зачем Горыныч решил познакомить меня с делегацией? Или одним из этой делегации? Главное – тащит, но запахом попросил обзавестись. Или тащит не к нему? Блин, и не выспросишь же у него.
Остаток вечера прошел в смешанных чувствах. Как и думала, стоило оказаться в тишине квартиры, и меня сдавило эмоциями. Я как никогда ощущала себя перекати-полем, уже до тошноты катанным по этому самому полю. Хотелось определенности, спокойствия и конца ожиданиям очередного «Пора за грань!» Стоя в кухне и глядя на ночной город, я вдруг почувствовала, что не выдерживаю, иду трещинами. У меня не было достаточно сил и мотивации. «Ходок» должен держаться за этот мир, чтобы возвращаться, а мне, кроме родителей, не к кому. Но долго это не продолжится – родительская привязка слабая. Я рисковала сорваться каждый раз, поэтому и боялась своей работы до дрожи.
Мне нужен был сильный