– Тоже письмо?
Роза горестно кивнула.
– Нигде покоя нет, – констатировала она. – Мама-то думала, что когда выйдет на пенсию, то отдохнет, расслабится. Черта с два.
Оказалось, что как только Виктория Петровна Гагарина, бывший народный судья, удалилась на заслуженный отдых, старушку периодически стали «доставать» какие-то письма и телефонные звонки.
На вопросы дочери о том, что происходит, Виктория Петровна отвечала крайне неопределенно, отмахивалась и говорила, что все это ерунда и не стоит разговора.
И действительно, Гагарина-старшая была очень закаленным человеком и за свою долгую жизнь повидала многое, не говоря уже о судебной практике.
Но вот однажды Роза Валериановна застала свою мать горько плачущей. Для моей клиентки это было серьезным потрясением – такого она еще не видела.
Дело в том, что Виктория Петровна обладала сильным характером и плакала всего три раза в жизни – когда умерли товарищ Сталин, товарищ Брежнев и товарищ Андропов. На товарища Черненко ее слез уже не хватило.
В тот памятый вечер Виктория Петровна сидела у окна, скомкав в руке листок очередного письма.
Дочь тут же бросилась ее утешать, но Гагарина-старшая отстранила Розу и произнесла загадочную фразу: «Не надо, доченька. Это мой крест».
С годами возраст потихоньку брал свое. Резко ухудшились память, координация движений, начались депрессии, бессонницы. Гагарина-старшая начала заговариваться, забывать зажечь огонь под открытой конфоркой газа, дважды теряла ключи от квартиры.
Роза Валериановна долго терзалась, но, в конце концов, приняла решение и, скрепя сердце, определила мать в психлечебницу. А в последнее время дела у больной пошли на поправку и Гагарина уже подумывала о том, чтобы перевезти ее домой.
Но во время последнего визита в больницу Гагарина снова увидела, как мать, завидев Розу торопливо прячет в карман халата письмо. А ведь Роза была твердо уверена, что с собой у нее не было никаких бумаг.
Когда же она выяснила у управляющей, что Виктория Петровна действительно получила недавно послание, то не на шутку встревожилась.
На карту было поставлено здоровье матери и теперь Роза Валериановна не могла рисковать и просто была обязана обратить внимание на эти письма.
Строго-настрого отчитав врачей и запретив персоналу передавать Виктории Петровне какую-бы то ни было корреспонденцию, Роза в этот же день навела справки у своих знакомых и нашла мое объявление в газете.
– Понятно, – проговорил я. – Ну, что ж, я, пожалуй, возьмусь оказать помощь вам и вашй матушке. Давайте определимся по гонорару.
Эта тема, как я и ожидал, оказалась очень сложной. Когда Роза услышала о моих расценках, то у нее глаза сразу же стали в два раза больше.
Она искренне удивилась названной сумме, достала из сумочки калькулятор и предложила мне попробовать объяснить, из каких расходов складываются эти деньги.
Я, разумеется, был спокоен и внятно сумел разложить все по полочкам.