Памятью сердца в минувшее…. К. Г. Левыкин

интересным, очень общительным со своими учениками, очень культурным и воспитанным человеком. Но в самом начале нашего знакомства учитель удивил нас своим необычным, очень занятным видом. Он был весьма подвижным мужчиной средних лет и чуть ниже среднего роста, круглым и упругим, как футбольный мяч. Фигура его состояла из огромной и круглой, как арбуз или глобус, головы на круглом, как бы накачанном воздухом, туловище. Его круглое туловище с короткими руками, одетое в кургузенький, не сходящийся на животе пиджачок, стремительно двигалось на одетых в коротковатые брючки ногах. Сергей Алексеевич зимой и летом ходил в холодных полуботинках, которые в пятках были стоптаны на разные стороны. Таких же удивительно подвижных и круглых человечков я тогда, в детские годы, увидел на иллюстрациях к «Посмертным запискам Пиквикского клуба» Диккенса и до сих пор сохранил уверенность в том, что Сергей Алексеевич вписался бы в этот замечательный человеческий ансамбль не только своим внешним видом.

      Большая и круглая голова Сергея Алексеевича всегда была открыта всем ветрам, солнцу и морозу, Она блестела ровной безволосой поверхностью. Хозяин никогда не надевал на нее шапку, за исключением необыкновенно морозных месяцев зимы 1939–1940 годов, когда морозы были до 40° по Цельсию. Шапку тогда он одевал какую-то лохматую, и голова его становилась от этого еще больше. Лицо тоже было с большим и круглым носом. Симпатию этому лицу придавала очень живая, веселая, остроумная речь с такой же веселой и добродушной улыбкой. Строгости на этом лице почти никогда не было, но она могла вдруг появиться как суровый укор виновнику непростительного проступка. Я однажды испытал это на себе и до сих пор помню, как это было.

      Однажды на уроке он задал нам лабораторную работу по формуле теплового баланса. Я выполнял ее в паре с Мишкой Золотовым. Весь класс увлекся экспериментом с таяньем льда в кружках над спиртовками, измерением разности температур и затраченной тепловой энергии. А Сергей Алексеевич, видимо, после сытного обеда подремывал за своим столом. В этот день он не был расположен к общению с нами. А мне вдруг пришла мысль бросить за воротник сидящим впереди нас соседям кусочки льда. Поднялся шум. Кто-то от неожиданности уронил кружку с водой. Сергей Алексеевич был очень рассержен моим поведением. Но я заметил, что лицо его строго посуровело, когда я, испугавшись гнева учителя, вдруг стал жалко оправдываться, сваливая вину на Мишку Золотова. Под его необыкновенно суровым взглядом я почувствовал себя подлецом. И никакое другое наказание не подействовало бы на меня так жестоко. От Мишки же мне попало после урока. После этого я долго не мог получить прощения у того и другого за свою подлость. Помню это до сих пор. Может быть, испытав раз гадкое чувство предательства, я больше никогда никого не предавал.

      Своего предмета Сергей Алексеевич нам не навязывал. В требованиях к знаниям был умерен. Главным для него было добиться понимания законов. Для этого он максимально использовал не