Памятью сердца в минувшее…. К. Г. Левыкин

и выглядели достаточно обеспеченной семьей. Землячку свою они приняли по-доброму и по прошествии некоторого времени даже устроили на работу в какую-то кондитерскую фабрику. За ночлег и стол Мария Васильевна выполняла всю домашнюю работу у хозяев, а на остальное, главным образом на помощь сыну, она зарабатывала на фабрике. Мария Васильевна долго помнила доброту и участливое отношение к себе своих еврейских земляков-хозяев. Она даже говорила, что чувствовала себя в их квартире, на кухне членом общей семьи. Кто-то из сыновей хозяев даже пытался ухаживать за молодой и симпатичной Марией. На деникинском и врангелевском фронтах Гражданской войны жена комиссара-болыпевика Мария Шакулевская в походной швейной мастерской научилась нехитрому мастерству латать и штопать израненное и изорванное красноармейское обмундирование. А в нэповской Москве, в еврейской семье, вдова расстрелянного белогвардейцами комиссара научилась отстирывать до иссиня-белой чистоты постельное белье и скатерти, крахмалить их до упругого, прохладного хруста. И еще в это время она познала все тонкости и секреты еврейско-польской кухни. Это прачечно-кулинарное искусство она через много лет передала в наследство моей жене. Я вспоминаю об этом всегда в дни больших стирок и по праздникам, накануне которых моя жена печет, варит, жарит и особенно готовит фаршированную рыбу.

      Жизненная школа Марии Васильевны в Москве получила продолжение на Московской чулочной фабрике имени Ногина, которая и поныне светит окнами своих цехов на Большую Сущевскую улицу в Марьиной роще.

      С добрыми своими хозяевами она в конце концов рассталась. С окончанием нэпа они оказались не в состоянии содержать прислугу. А гордой польке уж очень навязчивыми стали казаться ухаживания хозяйского сынка. Теперь Мария Васильевна поселилась у других добрых людей, живших в собственном доме в Останкино. Теперь комиссарскую вдову судьба свела с семьей бывших русских крестьян» ушедших из своей Рязанской деревни от коллективизации. Успела эта семья вовремя принять правильное для себя решение в предчувствии великих деревенских перемен. Глава семьи был мудрым человеком. Он успел ликвидировать свое небедное хозяйство в родной деревне и приобрести дом на некогда привилегированной интеллигентной дачной московской окраине в Останкино недалеко от графского шереметевского дворца. Здесь, на этой почти сельской окраине, бывшим крестьянам много лет удавалось сохранять привычный деревенский уклад жизни. При доме был большой огород. У хозяина была лошадь. Две дочери были с мужьями. В этот останкинский семейный «колхоз» и определилась квартиранткой все еще молодая и одинокая теперь уже пролетарка с чулочной фабрики Ногина. Ей было удобно отсюда ходить пешком, по прямой Шереметевской улице, на фабрику. Всего каких-нибудь три километра молодые ноги пробегали быстро. А хозяевам тоже было удобно. Хоть плата за койку была невелика, зато расторопная квартирантка оказалась хорошей помощницей в хозяйстве, как говорится,