– Жанна Ивановна, заказ очень выгодный. И с профессиональной точки зрения, простите за цинизм, интересный. Отказываться глупо. Но должен вас предупредить: вы можете разочароваться. Не в том смысле, что я не раскопаю детали; я – раскопаю. Однако ж иных деталей вам лучше бы не знать. Конечно, я надеюсь, что именно ваш случай – особый; мы поскребем близкого человека, и не обнаружим гнили. Но не факт. Не факт. Вы не опасаетесь, что результат будет хуже, чем отсутствие результата?
– То есть?
– То есть вы хотите понять, что происходит на самом деле. Но кто знает, что такое – на самом деле? Ваш муж и впрямь решил перейти на чужую сторону? Допустим. А вдруг это случайность, ошибка, минутное помутнение, сбой, а все, что было в вашей жизни до сих пор, это и есть – на самом деле? Вы не боитесь, что случайное знание о случайном разрушит надежду? И раздавит вас и ваши отношения? Что все потом обустроится, а вы уже не сможете переступить через себя? Подумайте. Взвесьте. Есть право не знать. Как только я начну действовать, вы это право потеряете. Разумеется, вы сможете остановить мою игру, всего лишь потеряв аванс – что такое аванс? пшик – свое новое знание вы не отмените. Станете строить догадки, мучаться. Еще раз прошу: оцените ситуацию, примите правильное решение.
– Я уже приняла, – обреченно ответила Жанна.
– Ваше право. – Гибкий мальчик вздохнул с облегчением и сожалением. – Составим план, прикинем смету.
Четвертая глава
Он меняется катастрофически. Всего три недели как слег, а глаза уже впали, очертились скулы. Дотянет ли до операции? Жанна все время рядом, глядит корявую руку, расчесывает космы, по одному распрямляет волоски, жесткие такие, длинные, упрямые, протирает пролежни пахучим облепиховым маслом, и на складках ее ладоней, на линиях жизни остается жирный оранжевый след; ночью она спит в его спальне, и никто теперь ее не прогонит. Последнее право женщины – быть рядом со своим мужчиной.
Он благодарен; изредка приходит в себя, тихо жмет пальцы; она почти счастлива. Счастлива сквозь слезы. А все равно счастлива. Они молчат. Что тратить силы, и зачем слова? вот, ногти надо постричь, загибаются уже, отвердевают, обычные ножницы не берут, только педикюрные кусачки. Звонят партнеры: а как, а что, а где, а на кого? Она всем неуклонно отвечает: не знаю, не до вас, не позову. И ведь действительно не знает: не нужны ей все эти реестры и Багамы, какая разница, куда пойдут активы и пассивы? Есть только он. Он болен. И она. Она пока здорова. А больше нету никого. Да, есть еще далекий непослушный сын. Но Тёмочкин взрослеет, он скоро обособится, затеет отдельную жизнь. А здесь… здесь предсмертный клубок, две судьбы переплелись напоследок, два тела больше никогда не сольются, но они неразрывны, дыхание в дыхание, боль в боль.
В гостях у кинопрокатчика Ицковича (год? полтора? или два назад?) их познакомили со смешным режиссером Котомцевым, Петром Петровичем. Рыхлый, беззаботно-бесформенный Петр Петрович