Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник). Ирэн Роздобудько

усилиями косметологической промышленности, по-прежнему не привлекали меня. Естественность сохранялась в морщинах старух и трогательных ямочках младенцев. А еще естественность была в Лике. Это больше не пугало меня, как в первый день знакомства. Огорчало лишь то, что, связавшись со мной, она совершенно забросила учебу, не дотянув до последнего курса. Я не раз уговаривал ее восстановиться в институте, на что она отвечала пожиманием плечами и неуверенной полуулыбкой. Она жила как птичка – воробышек, который то весело чирикает, то сидит, нахохлившись, которого совершенно не волнует, что он будет есть завтра. Честно говоря, меня это устраивало.

      В первые месяцы нашего странного брака меня охватывал ужас от содеянного. Как оказалось, я был совершенно не приспособлен к семейной жизни. Не мог приходить домой вовремя, не умел планировать уик-энды и покупать нужные вещи, не собирался отказываться от старых привычек и терпеть не мог отчитываться о своих перемещениях по городу. В какой-то момент я даже разозлился на Лику и не мог понять, как это ей удалось накинуть на меня цепи? Первые полгода я приходил домой далеко за полночь и не всегда трезвый. Даже когда мне ХОТЕЛОСЬ туда идти, я заставлял себя свернуть то ли в «Суок», то ли в сауну, или же вообще – отправлялся ночевать к кому-то в мастерскую. Это безобразие продолжалось до тех пор, пока я вдруг не понял: а ведь это совершенно ни к чему! Ведь Лика никак не протестовала против моих проявлений свободы и независимости, не воспринимала их как бунт и, кажется, даже не понимала их скрытого смысла. Против чего же мне было бунтовать?

      Она ни разу не упрекнула меня, не спросила, где и с кем я был.

      Незаметно для себя я успокоился, понял, что это не игра, не сети и не ловушки…

2

      Отчаянная нежность – вот как можно было бы назвать чувство, которое я испытывал к Лике. А еще точнее – отчаяние и нежность, но это звучало совсем безысходно. Мне казалось, что она допустила ошибку, запершись в четырех стенах с таким, как я. Я покупал ей множество самых разнообразных штук для рисования, доставал дорогие масляные краски, холсты, кисти, этюдники – переносной и стационарный. Мне действительно очень нравились ее картины. Но мне казалось, что она рисует лишь для того, чтобы порадовать меня – не более. Не раз я предлагал устроить выставку, но Лика повторяла свой любимый жест – неуверенно пожимала плечами. Иногда этот жест меня раздражал. Наверное, потому, что сам я не умел вот так просто отрешиться от суеты. А она могла бы точно так же весело и спокойно жить на голой ветке.

      Когда она не рисовала – занималась шитьем. Вернее, у нее был редкостный дар переделывать обычные вещички в маленькие шедевры. Все ее вещи были необычными. Особенно мне запомнилась джинсовая курточка, которую она расписала специальными красками, а каждую пуговицу обшила тканью, на которой каким-то чудом вырисовала миниатюрки с изображением ангелов. На одной из вечеринок высокопоставленная мадам