– Осунулся ты, милый, помрачнел… Морщины резче выступают от дум твоих тяжких… Неужто думаешь, что за братьев буду заступаться?.. Твоей воли перечить не смею – если на твоя воля царская… Токмо если ты с чужого голоса и по чужой воле братьев удалил от себя, со двора прогнал – тогда Господь тебе судья… Думай и действуй твёрдо и решительно, без оглядки на советчиков своих… Я ведь раньше от всей души одобряла твою дружбу и с Алексеем Адашевым, и с Андреем Курбским, даже с Сильвестром…
– …Почему даже с Сильвестром?
– А потому что ты больше всего прислушивался к наставлениям и советам Сильвестра… А потом уже Алексея, Андрея… Иногда мне казалось, что, если Сильвестр сказал бы тебе, откажись от своей супруги Анастасии – так надо Господу, не гневи Бога! – ты бы отказался от меня… А что говорить о моих братьях Даниле и Никите?.. Наверняка, сказал тебе Сильвестр – откажись от Захарьиных, не гневи Бога… Вот ты и отказался от помощи самых преданных нам людей…
– Остановись, Анастасия… Сколько слез мы выплакали с тобой тогда на богомолье над гробиком несчастного Дмитрия…
– Но нельзя же его гибель приписывать только нерадивости моих братьев… Иван, милый, неужели ты по-прежнему считаешь, что в том несчастье виноваты только одни мои братья безвинные…
Иван попытался погладить Анастасию по голове, но царица спокойно и твердо отстранила его руку. Иван, немного задумавшись, произнес глухим не своим голосом, в котором было замешано столько тоски и печали:
– …Когда-то ты думала не так… – Иван поежился от пробежавших по спине мурашек. – …Это сейчас, когда у нас с тобой есть сын-царевич Иван, когда ты снова брюхата, можно вести такие речи… А вспомни, что было с нами тогда на Белоозеро?.. На тебя страшно было смотреть… Да и братья тогда у тебя и у меня в ногах валялись – о своей вине перед Господом голосили, что сгубили младенческую душу Дмитрия… Али позабыла, Анастасия?..
– Ничего не позабыла… – Анастасия тяжело вздохнула. – …Время раны