Их души рванули наверх, куда-то за небосклон, где за дверью из толстого слоя непроглядной массы, похожей на туман, их ждёт смотровая башня. Один взмах мысли – и дверь плавно распахнётся на невидимых петлях под звуки тишины. А там… Бесконечное множество душ, похожих на стеклянные сосуды разных форм с мельчайшими частичками водяного пара внутри. Из каждой исходит от одной до нескольких десятков еле видимых пуповин, спускающихся на землю и незаметно пронзающих людей привычного нам мира. В этой бесполой компании нашлось место им: не прожившему и минуты ребёнку и старушке, прошедшей долгий путь жизни. Они приняли роль наблюдателей, способных повлиять на участь их любимых.
На земле на волнах жизни продолжают качаться две женщины: одна – убита горем на больничной койке, другая – резвится в пьяном угаре на деньги от проданной «трёшки»; одна – потеряла ребёнка, другая – лишилась матери. Если взобраться по их пуповинам, невидимым для людского глаза, они приведут к той самой небесной башне. Среди бесчисленных душ там можно разглядеть заполненное туманом, не получившее шанса на жизнь маленькое тельце ребёнка и застывшую улыбку из дома престарелых. Теперь они навсегда застряли в этой шахматной игре… с их любимыми на чёрно-белой доске.
Первый день октября выдался дождливым. На деревянной скамье стоял старенький чёрный магнитофон, накрытый несколькими пакетами. Из квадратных колонок звучала панихида в исполнении церковного хора. Кирилл заплаканными глазами смотрел в могильную яму, желающую поскорее проглотить гроб, и думал о тайнах мироздания и духовной связи между матерью и сыном. Он надеялся, что матушка наблюдает за ним с небес и обязательно будет слать подсказки через невидимую пуповину, скрепляющую их души.
Врачи месяц отчаянно боролись за жизнь Нины Алексеевны. По крайней мере, Кирилл хотел в это верить. И только, казалось бы, она пошла на поправку, как неожиданно скончалась. Болезнь втянула в себя остатки её жизни неотвратимо, в секунду. Так же резко, как слив раковины засасывает остатки воды.
Исхудавшие по осени ветви берёз как могли спасали Нину Алексеевну от оплакивания небесами её обездвиженного тела. Беспробудный сон окутал женщину сорока пяти лет от роду. Она лежала внутри красного бархатного гроба. Сложенные на груди исхудалые руки держали свечу, маленькое пламя которой отчаянно боролось за собственную жизнь, то и дело затухая. Всё остальное оставалось неподвижным. Складки её любимого джинсового платья словно окаменели; аккуратно причёсанные русые волосы походили на мокрую солому; на застывшем лице увековечились следы усталости и печали.
– Ты как? – к Кириллу подошла подруга матери.
Он пожал плечами, не найдя что ответить.