– Кого будут допрашивать?
– Тебя.
– Примените ко мне ваши методы?
– Да.
– Я могу отказаться?
– Нет.
– Я буду помнить об этом допросе?
– Думаю, да. Мы не применим лишних психотропных средств. Нам важно выявить степень твоей невиновности.
– Или виновности, – добавил Дронго. – Будете меня потрошить, как рыбу, выжимая все сведения из моего мозга.
– Это единственный выход. И для тебя. И для нас.
– Надеюсь, вы не испортите мне голову? Это мое единственное богатство.
– Не беспокойся. Постараемся не испортить.
– А Гейтлер?
– Он исчез. Мы не можем понять как, но он почувствовал, что мы вышли на них, и исчез.
– Такая гениальная интуиция? – Дронго покачал головой. – Тут скорее другое. Он просто просчитал ваши действия. Сначала осечка с этим поляком, которого вы сняли с рейса. Неожиданный приступ. Он действительно болен диабетом?
– Да. Уже много лет. И говорил об этом Дзевоньскому. Мы действовали правильно…
– А потом вместо Гельвана разговаривал ваш сотрудник.
– Там все было безупречно. Он говорил голосом Гельвана.
– Но сообщил, что попал в аварию и приедет с некоторым опозданием. Мне еще тогда не понравилась ваша версия. Подряд два чрезвычайных происшествия. Гейтлер в это не поверил и правильно сделал. Один сбой может считаться случайностью, но два сбоя – это уже подозрительная закономерность. Потому он и исчез.
– Нам от этого не легче. Все равно нужно его искать.
– И не только его, – задумчиво произнес Дронго.
– Что ты хочешь сказать?
– Если завтра выяснится, что я не причастен к нападению на брюссельский офис, что тогда вы будете делать? Ведь нужно найти причины, объясняющие провал в Брюсселе. Как тогда вы себя поведете? Начнете проверку всех членов вашей комиссии?
– Это невозможно, – сразу отрезал Машков. – В комиссии девять человек. Три генерала, пять полковников и подполковник. Девять высших и старших офицеров наших спецслужб. Никто не возьмет на себя такую ответственность – разрешить допрос этих людей. У каждого ведомства свои секреты, свои тайны. Это невозможно.
– Значит, их нельзя, а меня можно? Сволочи, – добродушно заметил Дронго. – Вот поэтому я и не работаю на государственные службы. Мера цинизма просто зашкаливает.
– Возможно, – согласился Машков, – мы все не ангелы. Но нам нужно понять, что происходит.
– Тогда я тебе скажу, что происходит. Скинем десять процентов на то, что произошла трагическая случайность. Еще десять на высокий профессионализм Гейтлера. На то, что он действительно сумел все просчитать и предупредил о неизбежном провале. Возможно. Но восемьдесят процентов за то, что в вашей комиссии завелся «крот». Восемьдесят, Виктор, и я думаю, что эта моя версия наиболее правильная.
– Только не вспоминай об этом завтра, – попросил