– Ты от меня обета молчания требуешь?
– Ни в коем случае. Всего лишь побуждаю к красноречию, учитывая твои личные интересы.
Было бы глупостью не признать, что юноша попал в точку. Его ученица действительно лучше понимала язык справедливых переговоров. И, откровенно говоря, только его условия и соблюдала неукоснительно. Зная это и втайне лелея в себе исполнительность, она всегда сторговывалась до самых выгодных для себя вариантов.
– Я оставлю за собой право материться, когда это покажется мне необходимым.
– Пусть так. Но необходимость эта не должна превышать одного раза в неделю. Максимум, совсем редко, – двух.
Подумав, девушка коротко, но решительно кивнула.
– Просто изумительно. Тогда мы несколько повременим с социологией… Её можно заменить другой наукой, очень близкой. Психологией. Что-то мне подсказывает, она и по смысловой нагрузке окажется тебе ближе.
Лиля вздрогнула и, отстранившись, с прищуром посмотрела на учителя, стараясь понять, что было у него на уме и какое отношение к смерти её родителей имеет психология как наука. Саша разжал руки и нарочито медленно отошёл к брату, на чьём лице легко читалось замешательство.
– Так вы встречаетесь или нет?
– Нет.
– Так ведь ты…
– По-другому её абсолютным вниманием завладеть гораздо труднее, а времени в обрез. Не смотри так: я не намерен допускать подобного впредь, – заверил юноша, кладя руку на Серёжино плечо.
– Ой, да не зарекайся. А если тебе снова вдруг понадобится это её «абсолютное внимание»? – съязвил в ответ тот, с некоторой долей любопытства глядя на стремительно приближающегося к ним мужчину. Он не узнавал его, но был уверен, что этот готовый порвать его брата на лоскуты человек – не кто иной, как Максим Алексеевич, о котором рассказывали за столом Лиля с Сашей.
Остановившись перед компанией, мужчина окинул осуждающим взглядом племянницу и друга и, глубоко вдохнув и выдохнув, неожиданно для всех улыбнулся. Накалённый воздух, казавшийся Серёже практически осязаемым, охладился в долю секунды. Он не успел даже поздороваться, как Максим Алексеевич снял шляпу и добродушно рассмеялся.
– Одному я безмерно рад: вы сыты и не передрались. Не как те… Впрочем, Бог с ними. Сергей, сердечно рад новой встрече! Вижу, твоя тётушка не зря изливала свои восторги при каждом удобном случае. Я тебя, признаться, не сразу узнал. Ты так вырос, возмужал!
– За десяток лет не повзрослеть довольно трудно, – скованно заметил паренёк. Он вдруг понял, что и добавить-то ему больше нечего. Как выглядел раньше сам Максим Алексеевич он не помнил. Спрашивать его о тёте Марго, появлявшейся в доме родителей разве что на рождественские каникулы, или о том, как он жил после похорон жены, было, на его взгляд, нелепо, а иных вопросов